Почерк палача

Илья постоянно думал о Вике. Она красивая, умная женщина, наверняка понимает, что погуляла и хватит, пора устраивать жизнь серьезно. Ее клиентура, хахали, все они люди временные, продажные, ненадежные. Илья Титов имеет приличную заначку, теперь хорошую должность, высокий оклад, солидное положение. Прошлая жизнь Вики его совершенно не интересовала. Илья где-то читал, что из женщин легкого поведения получаются изумительные и преданные жены, великолепные матери.

Вспоминая Вику, он невольно возвращался мыслями к Гурову.

Полковник, опер-«важняк», с первой минуты знакомства не понравился Илье Титову. Объяснялась неприязнь элементарно просто. Гуров был именно таким, каким мечтал стать Титов. Спокойным, красивым и значительным, с одной стороны, предельно вежливым, с другой – мало интересующимся мнением окружающих, молчаливым, с легкой иронией в голосе и взгляде.

Капитан Вагин утверждал, что каждый активный оперативник мечтает о хорошем агенте. Гуров, безусловно, человек активный, не то чтобы отверг предложение Титова, но мягко, иронично отклонил его. Титов словно услышал: вы ошиблись дверью, молодой человек, хотя на ней ясно написано «Вход только для взрослых и умных людей». И у него появилась неприязнь к полковнику. А когда Илья познакомился с Викой и неизвестно почему предположил, что роскошную женщину ему подставляет Гуров, он сыщика возненавидел.

Анатолий Иванович Полоз продавал свою техстанцию. Покупали ее братья-азербайджанцы, не верившие буквально ничему. Не только серьезные документы, но даже обыкновенный паспорт хозяина станции они долго рассматривали, затем старший из братьев, Надир, бросил паспорт на стол и, скривившись, сказал:

– У меня много таких имеется. Дешевка.

Обычно спокойный, уверенный в себе, Полоз поднялся из-за стола, сказал:

– Уважаемые, я вас не звал, сами пришли. Извините, в России в таком тоне торг не ведут.

– Националист! – крикнул младший брат Ариф.

– Правозащитник нашелся. Вы пришли в мой дом, а ведете себя, как дикари.

– Мы не сами пришли, нас прислал Тофик, – сказал старший, замолчал и многозначительно посмотрел на Полоза.

Тот понял, что названо имя крупного авторитета; однако ранее с азербайджанцами не сталкивался и главу преступного клана не знал. Покупатель заметил это и напыщенно сказал:

– Тофик – уважаемый человек, не знаю, сколько у него стволов, но все соплеменники его слушаются.

– Батый здесь был и ушел, – решительно сказал Полоз, понимая: если проявит слабину, станцию могут просто отнять.

В дверь кабинета постучали, и вошел Сухой, подтянутый, стройный, державшийся не как бандит, а как офицер в штатском.

– Здравствуйте, – сказал он и сел без приглашения.

Азербайджанцы поклонились, смотрели настороженно. Сухой пожал удивленному Полозу руку, как человеку близкому, хотя виделись лишь один раз.

– Я слышал, Анатолий Иванович, ты станцию продаешь? Азеры покупают, дело ваше. Но Тофик порядок знает, гонцов ко мне должен прислать. Вы, уважаемые, на нашей земле собираетесь жить и дело делать или воевать?

– Валентин Кузьмич Сухотый, как и ваш Тофик, уважаемый человек, – пояснил Полоз.

– Так Крещеный погиб, его люди разошлись, – не очень уверенно сказал старший.

– Приятель, вы на нашей земле живете, – строго произнес Сухотый. – Я у вас не спрашиваю, кого вы схоронили, кого короновали. Эта станция находится под моей охраной. Если вы с хозяином в цене сойдетесь, я не возражаю. Передайте от меня Тофику поклон, – он поднялся, кивнул и вышел.

Гости притихли, затем старший сказал:

– Хорошо, хозяин, договоримся, но нам надо увидеть Тофика, получить совет.

– Ваши дела, – ответил Полоз. – Я словом с вами не связан, торопитесь, покупатели у меня имеются. – Он врал, но визит Сухого придавал ему силы и уверенности.

Подполковник Суворов вызвал к себе опера Вагина, взглядом указал на дверь, мол, прикрой плотнее, и, стараясь держаться как можно увереннее, сказал:

– Ну что, капитан, не так страшен волк, как его малюют? Слез с нас великий Гуров. Генералы его в другое место послали.

– Кто сказал? – спросил Вагин.

– Я говорю, – хохотнул Суворов. – А то я милицейской службы не знаю. Каждый день прибавляет новые заботы, людей не хватает. Потоптался здесь гений Гуров и двинул в места, где дичь дается легче.

– Ты большой оптимист, начальник. Тебе жить легче, – ответил Вагин. – Я Гурова лично не знаю, но, судя по разговорам ментов, он с дороги не сворачивает, идет до конца. – Он уже знал, что Робер арестован, знал и то, что убийца будет молчать. Но что Гуров в скором времени появится, не сомневался.

– Гуров – человек способный, – признал подполковник. – Но он служит третий десяток лет, значит, мент до мозга костей, и для него главное – это жить в мире с начальством. И он не решает, чем следует заниматься. Приказано вынести мусорное ведро – вынесет, прикажут чистить нужник – станет чистить. У нас не любят заниматься долго одним делом, будоражить прессу. Газеты заткнутся, и Гурова перебросят на другой пожар.

– Дай бог, – Вагину не хотелось спорить с начальником не потому, что опер его боялся, просто он считал это занятие бессмысленным. – Но ты приготовься на всякий случай к допросам, продумай линию поведения.

– Какие допросы? На каком основании? Я ничего не знаю, никогда не имел к происходящему никакого отношения, – ответил Суворов.

– Правильно, – согласился Вагин. – Но золотые часы лучше снять, взятки доказать не сумеют, давали один на один. Но если Гуров вскроет истину, с работы тебя точно попрут. – Он подумал и добавил: – Преступления совершались на обслуживаемой тобой территории. Могут пришить халатность, а то и укрывательство. Впрочем, дело твое.

Оперативник повернулся и, не прощаясь, без разрешения вышел. Он жалел, что вообще начал этот разговор. У Сашки, так про себя Вагин называл Суворова, где-то «рука». Но, видать, не сильная, коли у человека и должность позволяет, и все сроки вышли, а полковника не присваивают. Говно мужик, и мент плохой, хотя и служит всю жизнь по оперативной части.

Гуров дело не бросит, это факт, слишком он упрям и самолюбив. Если все откроется, то Сашку, как минимум, снимут, а старшего опера могут и посадить.

Но как мог сгореть Робер? Такой опытный мужик, а взяли без выстрела, даже без царапины. Утром звонила Груня, говорит, была в прокуратуре, следователь вежливый, даже душевный, не пугал, не мотал, обещал дать свидание с мужем. Свидания просто так не дают, только если арестованный помогает следствию. А чем старый киллер может помочь? Если только удавиться? Нет у него, Вагина, возможности достать «важняка» Гурова. Нету возможности, и все. Уж опытный опер точно знает, один человек – ничто, да в каждом большом деле необходим мотор. Если его остановить, подключат другие, но они другие, дело не их кровное. Они люди служивые, исполняют от сих и до сих, и отбой.