Почти смешная история и другие истории для кино, театра
Шрифт:
— Может, вы по мне скучаете?
— Никогда! — заверил Мешков. Теперь он увидел, что штакетник у входа на Южную трибуну, чуть правее кинотеатра, был раздвинут. И, не дожидаясь ответа Илларии, Мешков втиснулся в узкий проход. Иллария за ним. — И давайте договоримся, — продолжал Мешков. Он продирался сквозь заграждения. — Я думаю, так будет лучше. Вы ко мне не приходите, я вам не звоню, мы друг друга не ищем.
Иллария даже развеселилась:
— Чтоб это сообщить, вы разыскивали меня с такими трудностями? Вы непостижимы!
Сейчас они прошли на трибуну и оказались одни
Они опять помолчали, самую малость. Потом Мешков усмехнулся и предложил:
— Скинемся по рублику? Вы за каких будете, за синих или за белых?
Иллария тоже усмехнулась:
— Скинемся! А вы за каких?
— Я за синих!
— Тогда я тоже буду за синих!
— Да нет, — покрутил головой Мешков, — мы должны болеть за разные команды! Вы будете болеть за белых, белых!
— Я буду за белых, белых! — повторила Иллария.
Оба улыбнулись.
И тут возле них возник служитель и грубо спросил:
— Вы еще как сюда попали? Посторонним запрещено! Уходите!
Иллария и Мешков покорно встали и ушли. Они снова гуляли по асфальту, густо закиданному листьями. И уже возле метро Мешков поинтересовался:
— Вы куда едете?
— Снова в Древнегорск!
— Меня туда силой не затащишь! Вы поймите, я люблю свою бродячую профессию, люблю таскаться со стройки на стройку, вокзалы люблю, аэродромы. Сидишь себе на скамейке, жуешь бутерброд, а самолета все нет… Это моя привычная жизнь. Я не оседлый. Я не могу ходить с женой в кино и к родственникам…
Иллария резко повернулась, сделала несколько быстрых шагов, толкнула тяжелую дверь метро и исчезла.
Иллария вернулась домой и с порога крикнула:
— Ты знаешь, Виктор Михайлович приедет ко мне в Древнегорск!
— Только этого нам не хватало! — отозвалась Таисия Павловна.
Виктор Михайлович Мешков возвращался домой. Сейчас он был убежден, что правильно порвал с Илларией и что не будет испытывать никаких угрызений или сожалений. Чтобы еще более убедиться в этом, он прихватил бутылку сухого вина, торт «Подарочный» и в подъезде собственного дома повстречался с Толей. Мешков собрался захлопнуть дверь лифта, однако Толя ему помешал:
— Меня обождите, пожалуйста! — И поздоровался: — Добрый вечер!
— Стоп! — Мешков не пускал Толю в лифт. — Ты когда-нибудь занимаешься в своей аспирантуре?
— Изредка.
— Мне не нравится, что ты женатый!
— Мне тоже!
Сверху закричали: «Лифт отдайте!»
— Сегодня я хочу побыть с дочерью наедине!
— Я должен с вами подружиться, — искренне пояснил Толя. — Вы должны понять, что я хороший, и поэтому я, как всегда, посижу во дворе!
Он сам захлопнул Мешкову дверь лифта. Когда Мешков пришел домой, то торжественно водрузил на стол вино и торт «Подарочный».
— Маня,
у меня тут событие, в общем-то, даже не событие, одним словом, гора с плеч, а может, и не гора с плеч, словом, надо отметить.— Хорошо, папа, — согласилась Маша и поглядела на часы. — Только давай обождем Толю, он должен прийти с минуты на минуту!
У Мешкова перехватило дыхание.
— Он сегодня уезжает в Златоуст, с женой разводиться… — добавила Маша.
— Он уже пришел…
— Он во дворе?
— Во дворе, — кивнул Мешков. — Ему нравится наш двор.
Если в Москве еще выпадал и таял снег, то в Древнегорск зима пришла всерьез, снег лежал плотно, ветер дул ледяной, пронизывающий, и поэтому у Таисии на этюде был такой вид, что прохожие вздрагивали. На голове шапка-ушанка, тесемками завязанная под подбородком, через лицо повязан серый оренбургский платок, только глаза виднелись.
Одета Таисия была в овчинный тулуп, на ногах валенки, на валенках галоши. Писала Таисия Павловна церкви, которые зимой особенно светлы и чисты.
Таисия отчаянно била кистью по картине и не заметила, как подбежала Иллария.
— Тася, ты с ума сошла, мы ведь уже опаздываем на поезд!
— Кофе принесла? — с трудом выговорила художница.
— Какой кофе? Давай скорей сворачивайся! Ты совершенно окоченела!
— Вранье! — возразила Таисия. — Когда я пишу, я никогда не мерзну!
Приближался к Москве скорый поезд.
Бежали за окном белые пейзажи.
Таисия и Иллария стояли в коридоре у окна.
— Раз он не приехал, не написал, не позвонил, — говорила Иллария, — значит, действительно все…
— Он тебе не пара!
— Да, он мне не подходит, точнее, я ему не подхожу. Я ему не нравлюсь, вот в чем закавыка…
— Ты само загляденье, — вспыхнула Таисия. — Просто он не мужчина, а так… солома!
— Пойдем я достану чемодан!.. — Иллария прекратила разговор и вошла в купе.
Как всегда с трудом, она выволокла из-под полки чемодан с блестящей ручкой, которую поставил когда-то часовщик Иван Матвеевич.
Потом Иллария ногой проталкивала тяжеленный чемодан по коридору. Чемодан, комкая ковровую дорожку, медленно продвигался к тамбуру.
Таисия Павловна спрыгнула на платформу первой:
— Носильщик! Носильщик!
— Нам, как всегда, не везет… — Когда чемодан соизволил наконец покинуть поезд, Иллария перевела дух: — Достали билеты в последний вагон, всех носильщиков разобрали по дороге.
— Носильщик! — кричала Таисия. — Иля, стой здесь, я его найду и приведу.
— Не надо, — без всякого выражения проговорила Иллария. — Я сама донесу, если я надорвусь, это не имеет теперь никакого значения.
— Не суетитесь, — посоветовала проводница, — ждите, народ схлынет — явятся носильщики по второму заходу.
Иллария покорно присела на чемодан. Таисия стояла рядом, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, злилась.
На платформе становилось свободнее.
Пассажиры исчезали в темной глубине вокзала, появились какие-то люди с тележками, и проводницы складывали в них тюки с бельем.