Почтовый круг

— Да у меня не аэродром, а стол, яйца катать можно, — обиженно отвечал Сосновский. — Вот, дай бог, нефть или газ найдут, по-другому заживем. Полосу бетонную построим, вокзал под стеклом. В Старую Елань не только из Иркутска, чего уж там, прямо из Москвы самолеты летать будут.

— Медведей отсюда возить, — подначивали летчики.

— Молодые вы, глупые еще, — качал головой Сосновский. — Не то, что мы. Учат вас, учат, а вы полетаете немного и в город норовите сбежать, а нас по ускоренной программе готовили. Научили в воздухе держаться — и в бой. В сорок втором немец Дон перешел. Бросили нас в самое пекло…

И тут Сосновский преображался, лицо разглаживалось, слова, цепляясь друг за друга, вылетали без натуги, сами собой.

— Лечу, а у самого в голове одна мысль, — твердым, помолодевшим голосом рассказывал он, — лишь бы ведущего не потерять. Вдруг откуда-то самолеты посыпались. Примечаю: не нашей конструкции. Я головой повел, а один уже рядом летит. И кресты вот такие, как оконная рама. И лицо летчика видать. Забыл я про управление, смотрю на немца. И вдруг что-то непонятное, чувствую, валиться самолет мой стал. Взглянул на приборы — точно, падаю! Я раз, шарик в центр загнал. Как учили. Дую по прямой. И мысль такая нехорошая шевелится, вот он, конец, пришел, если не собью, то упаду. Потом так осторожненько повел глазами. Уж больно мне напоследок посмотреть на немца захотелось. А он рядом летит и ладошкой около виска крутит, мол, свихнулся русский. И тут облако на пути попалось. Я — в него. И верите, нет — ушел. Едва свой аэродром отыскал. Один ведь остался. Потом я еще вылет сделал. А на третьем полете мы уже с ним на виражах. Я за ним, он за мной. И друг друга пулеметами. Захожу я ему в хвост — и на гашетку.

— Неужели сбили? — ахали летчики.

— А то как же! Я им спуску не давал. А вы тут мне — аэродром неудобный. Чуть задует ветерок — уже сидите.

Чупров на местные аэродромы не обижался и не жаловался. Он знал, если летчики цепляли Старую Елань, так для того, чтобы подразнить Сосновского.

Зачехлив самолет, пошли в пилотскую гостиницу.

— В город от нас скоро уедешь? — спросил Илью Сосновский.

— Это как понимать? — остановился Илья. — Гонишь, что ли?

— Нет, не гоню. Тебя гнать! Упаси бог.

— Кто его знает, может, и уеду. Я ведь подписку не давал всю жизнь здесь работать.

— Ты не торопись. — В голосе Сосновского Илья уловил просьбу. — Такие, как ты, здесь нужны. Что там, на магистралях, делать? Полеты как на трамвае, каждый раз по тем же линиям.

— Ну а здесь что? Почтовый круг. Одно и то же. Все друг про друга всё знают. Возьми ночью выйди на крыльцо и кулаком помаши. А утром все деревня будет спрашивать: кому это ты, Иван Петрович, грозился? Разве не так?

— Так-то оно так, — рассмеялся Сосновский. — Но разве это плохо, что мы друг про друга все знаем. Зато на виду. Плохого ничего не допустишь. А в городе по-другому. В одном подъезде живут и как чужие.

— И здесь такое бывает, — насупившись, ответил Чупров.

— А-а-а, это ты, наверное, Степана Оводнева вспомнил, — оживился Сосновский. — И на старуху бывает проруха. Со Степаном случай особый. Я ведь его другим знал. Мы с ним когда-то на прииске жили. Хороший был хлопец, старательный. А лет десять назад Степан вновь в наших краях объявился. Я его случайно в аэропорту встретил. Говорю: «Давай в Шаманку или Нойбу начальником площадки». Не захотел. Гордый. Видно было: жизнь его похлестала. Теперь вот еще болезнь привязалась.

Илья молча слушал Сосновского. У него было такое ощущение, будто он подглядывал в свою прошлую жизнь, ту, в которую ему до сих пор не дано было заглянуть.

Утром в пилотскую неожиданно ввалился Пахомов. Был он в огромной меховой, задубевшей на морозе куртке, в собачьих унтах.

— Выручай, Илья, — сняв шапку, проговорил он. — Дизель в Нойбу отвезти нужно. Вот так нужно! — Пахомов подставил ладонь к горлу. — С Иваном уже договорился. Он не против. Я как узнал, что ты здесь, чуть не подпрыгнул от радости.

— Ты постой, не торопись, — остановил его Чупров. — Я Варю Симакову жду. Сегодня должен в город ее отвезти. А по пути еще на прииск залететь. Варя после обеда приедет, я уже узнавал. Она с утра опять звонила.

— Ну вот, час туда, час обратно. Глазом моргнуть не успеешь. Там нас встретят, я телеграмму дал. Ты пойми: ребята на буровой без света сидят. И работа застопорилась. Мы самолет запросили, но не обещают.

— Не обещают, говоришь?

Всякий раз, когда Илью о чем-то просили, он чувствовал себя беспомощным. Не мог он отказывать, не умел, не научился.

— Слетаешь, мы тебе премиальные заплатим.

— Ну, это ты брось, — нахмурился Чупров. — Слетаю и так. Только с одним условием, — Илья улыбнулся, чтоб зря землю не дырявил.

Дизель оказался громоздким. Пришлось открывать грузовую дверь. Сосновский принес веревки, и по настилу из толстых досок они затянули дизель в самолет. В Нойбе их никто не встретил. Лишь минут через пять после посадки по тропинке, ведущей к аэродрому, показался Лунев.

Пахомов выскочил из самолета, покрутил головой по сторонам и, убедившись, что встречающих и в помине нет, выматерился.

— Нет, не было, — ответил Лунев. — Вчера вечером ваши в магазин приезжали, а сегодня нет. А что вы там привезли?

— Дизель. Одни не снимем, — сказал Чупров. — Тяжелый.

— Ниче, — спокойно проговорил Лунев. — Я счас Кольку позову. Подстелим плахи и потихоньку вытянем. Сгружать — это не загружать.

С дизелем провозились до обеда.

Чаще всего рвется там, где не ждешь. Уже подлетая к Старой Елани, Чупров по голосу диспетчера понял: там что-то случилось.

— Прошу ускорить прибытие, — стонал в эфире Сосновский. — Поступило срочное санитарное задание. Доктор вас уже ждет. Сердится, — нарушив порядок радиообмена, добавил он.

«Ну вот, всегда так. Хочешь сделать доброе дело, а тебе оно боком выходит, — подумал Илья. — Если бы мой самолет был реактивным. А на этом тракторе много не выжмешь».

Только через полчаса они сели в Старой Елани. Варя ждала их около полосы. Туда же прибежал Сосновский. Выглядел он растерянным. Меховая куртка была распахнута, сразу видно — торопился, переживал.

— Как же это у нас нескладно получилось. Знал бы, ни за что не послал. А тебе, Илья, надо было настоять: не могу, мол.

— Что случилось? — перебил его Чупров.

— Нужно лететь в Шаманку, — хмуро сказала Варя. — Там на лесоучастке с женщиной плохо. Говорят, при смерти.

— А где этот лесоучасток?

— Я знаю, — с досадой произнес Сосновский. — Тридцать километров от Шаманки, на озере Медвежьем. Дорога туда никудышная, но можно подобрать площадку с воздуха.