Под алыми небесами
Шрифт:
Пино страдал от собственной беспомощности. Сердце терзала ненависть к самому себе.
«Я трус», – думал он в темном отчаянии, не понимая, за что ему достался такой ад.
Он бродил вокруг замка и наконец не выдержал. Голова у него закружилась, его затошнило. Он поплелся к сухому фонтану. Его вырвало, потом еще раз. Он понимал, что плачет и что на него смотрят люди.
Когда Пино наконец поднялся, кашляя, сплевывая и вытирая глаза, какой-то парень по другую сторону фонтана сказал:
– Ты знал кого-то из них?
Пино увидел подозрительность и угрозу в выражении его лица. Пино хотел было заявить
– Кто-нибудь, задержите его! – прокричал он.
2
Первобытный инстинкт самосохранения взял верх, и Пино бросился прочь, по диагонали от фонтана, к Виа Белтрамини. Послышались крики. Кто-то попытался схватить Пино, но тот ударил его кулаком, и человек распростерся на мостовой. Пино бежал без оглядки, зная, что люди гонятся за ним, потом заметил, что кто-то пытается перехватить его сбоку.
Пино ударил локтем в лицо этого человека, другого саданул в пах коленом и, обогнув машины, ушел на Виа Джузеппе Поццоне. Он перепрыгнул через капот одной из машин, а потом коротким путем бросился к Виа Ровелло, где перепрыгнул через наполненную водой воронку от бомбы, отрываясь от своих преследователей. Заворачивая за угол на Виа Сан-Томазо, он оглянулся: за ним гнались шесть человек с криками: «Он предатель! Коллаборационист! Остановите его!»
Но Пино знал эти улицы как свои пять пальцев. Он прибавил скорости, сделал правый поворот на Виа Бролетто, потом левый – на Виа дель Босси. Впереди на Пьяцца делла Скала стояла небольшая группа людей. Пино решил не рисковать и свернул в «Галерею» до того, как до ушей донеслись крики «предатель».
По диагонали на другой стороне улицы в стене знаменитого оперного театра была открыта дверь. Пино бросился туда, забежал в фойе, потом, двигаясь в тени, переместился в темный угол. Там он остановился, уверенный, что никто снаружи его не увидит. Он стоял и наблюдал, как шесть преследователей пробежали мимо в направлении площади. Тяжело дыша в темноте, он оставался там, пока не убедился, что они потеряли его.
3
Где-то в глубине театра начал распевку тенор.
Пино повернулся и случайно задел что-то металлическое. Предмет издал громкий звук, Пино посмотрел на дверь и увидел человека, с которым столкнулся у фонтана, он заглядывал внутрь с улицы.
Человек вошел, отряхивая руки от пыли:
– Ты здесь, предатель, я знаю.
Пино ничего не сказал, он оставался в темном углу и, почти уверенный, что человек не заметит его, повернулся в его сторону и медленно присел. Человек подходил все ближе, и пальцы Пино нащупали на полу кусок металлической арматуры, вероятно оставшийся после ремонта пострадавшего от бомбежки театра. Арматура была толщиной с большой палец Пино, длиной с его руку и тяжелая. Когда, человек, который преследовал его от фонтана, находился от Пино на расстоянии двух метров и прищурился, чтобы лучше видеть, Пино замахнулся арматурой, целя ему в голень. Но он прицелился неточно и попал по колену.
Человек вскрикнул, Пино быстро сделал два широких шага, нанес кулаком удар по челюсти сбоку. Человек упал. Но
за ним появились два других преследователя. Пино развернулся и ушел глубже в темноту, он двигался, выставив вперед руки, на ощупь перемещаясь в ту сторону, где пел тенор. Два раза Пино споткнулся, зацепился брюками за проволоку; в то же время он напряженно прислушивался к шагам преследователей позади него, а потому не сразу узнал арию, которую разучивал тенор.Но потом узнал.
«Vesti la Giubba» – «Надеть костюм» из оперы «Паяцы». Ария была преисполнена скорби, и у Пино мысль о бегстве отступила перед воспоминанием о гибели Анны. Он споткнулся, ударился обо что-то головой, искры посыпались у него из глаз, и он чуть не упал.
Когда он поднялся, тенор пел вторую строфу. Канио, паяц с разбитым сердцем, убеждал себя продолжать жить, надеть маску и скрывать свою душевную боль. Пино десятки раз слышал эту арию в записи, и теперь она подтолкнула его к действию, как и звук шагов у него за спиной.
Он продолжал двигаться по-прежнему на ощупь и вдруг ощутил щекой дуновение воздуха и увидел косые лучи света впереди. Он припустил бегом, распахнул дверь и оказался в закулисном пространстве знаменитого оперного театра. Он был здесь прежде несколько раз, слушал, как репетирует его родственница Личия. Теперь в середине сцены стоял молодой тенор. Пино мельком увидел его в свете низких ламп. Певец перешел к третьей строфе.
«Ridi, Pagliaccio, sul tuo amore infranto».
«Смейся, паяц, над разбитой любовью».
Пино прошел за занавес и вниз по лестнице, которая вела к боковому проходу в ложи. Он двинулся к выходу, когда тенор запел: «Ridi del duol, che t’avvelena il cor!» («Смейся и плачь ты над горем своим»!)
Эти слова, казалось, ударили Пино, как стрелы, они ослабили его, и тут тенор смолк и испуганно вскрикнул:
– Кто вы? Что вам надо?
Пино повернулся и увидел, что певец обращается к трем преследователям Пино, которые подошли к сцене.
– Мы ищем предателя, – сказал один из них.
4
Пино толкнул дверь, и она издала жуткий скрип. Он снова припустил бегом, вниз по лестнице, в фойе. Двери были открыты. Он выскочил наружу, стянул с себя рубашку, остался в белой футболке.
Он посмотрел налево. До дома оставалось пять или шесть кварталов. Но он не мог укрыться там и поставить под угрозу семью. Вместо этого он пересек трамвайные пути и влился в толпу людей, празднующих окончание войны у памятника Леонардо. Он пытался сосредоточиться, но в его голове все время повторялись слова из трагической арии паяца, а перед глазами стояла Анна, она плакала, умоляла о помощи, потом пуля отбрасывала ее назад, и она падала.
Пино потребовались все его силы, чтобы не упасть на землю в рыданиях. Ему потребовались все силы, чтобы улыбаться, словно и его, как и всех остальных, переполняет радость оттого, что нацистам пришел конец. Он, улыбаясь, продолжал идти по «Галерее», не понимая толком куда.
Потом он вышел из магазина и понял, куда ему нужно. На Пьяцца Дуомо огромная толпа праздновала, ела, выпивала, танцевала под музыку. Пино растворился в толпе, замедлил шаг, он улыбался, стараясь выглядеть нормальным, направляясь к ручейку людей, спешащих в собор помолиться.