Под гипнозом
Шрифт:
Улыбка появилась на её лице. В голубом свете лампы она вновь превратилась в ребенка.
– На счёт пять вы проснетесь расслабленной и будете прекрасно себя чувствовать, гораздо лучше, чем до этого. И вы не будете помнить ничего из своего путешествия в прошлое. Запомните, когда я досчитаю до пяти, вы проснетесь не помня, что происходило во время сеанса гипноза.
Я сделал паузу, чтобы она поняла и снова заговорил:
– Один... Вы возвращаетесь в свое тело... Два... Ощущения возвращаются... Три... Чувствуете, что полностью возвращаетесь... Четыре... Вы чувствуете себя пробужденной, счастливой и бодрой... Пять.
Она открыла
– Как вам наш первый сеанс?
– спросил я, вставая и касаясь выключателя света. Резкий жёлтый свет заполнил маленькую комнату. В пространстве больше не было ни интимности, ни острого сексуального напряжения.
Она моргнула от резкого света и облизнула нижнюю губу.
– Думаю, что это не сработало. Мне кажется, что я задремала, - сказала она медленно. Когда её глаза привыкли к свету, она посмотрела на меня испытующим, озадаченным взглядом. Я мгновенно понял, что беспокоило её. Клиентки всегда западали на меня. Это было естественно для пациента, перепутавшего чувство благодарности с любовью. То, что удерживало их, было полным отчуждением с моей стороны. Но глядя ей в глаза, я позволил увидеть, что она повлияла на меня. Что-то проскочило между нами. Я должен соблюдать дистанцию. Если я хочу помочь ей, мне придётся установить рамки, либо я совершенно всё испорчу.
– Важно то, какие ваши ощущения после первого сеанса. Как вы себя чувствуете?
– мой голос звучал профессионально, с заботой о клиенте.
– Я чувствую себя прекрасно. Гораздо лучше, чем раньше, на самом деле, - согласилась она, след замешательства и возбуждения промелькнул в её глазах.
– Хорошо, - сказал я решительно и двинулся к двери.
– Когда почувствуете, что вам это необходимо, приходите ко мне снова.
Я сел за стол и притворился, что делаю пометки в своём блокноте. На самом деле я записывал бессмыслицу. Когда клиент был рядом, я никогда ничего не писал. Особенно, когда у меня имелась запись всего сеанса.
Она вышла и села напротив меня.
– Скажите мне правду. Это был провал, не так ли?
– спросила она.
Я посмотрел на неё.
– Вовсе нет. Это было то, чего я ожидал. Я закладывал основу. Мы ещё не заглядывали в прошлое. Мы будем это делать в следующий раз. Важно то, как на вас это действует.
– Действует, великолепно, - сказала она медленно.
– Значит, сеанс прошел успешно, - сказал я и вежливо улыбнулся. Неловкость тонкой нитью протянулась между нами.
– Это будет окончанием нашего первого сеанса, - сказал я и, встав, пошел к двери. Это должно быть выглядело странным, но просто, я хотел, чтобы все поскорее закончилось.
Она последовала за мной на выход.
– Разрешите подать ваше пальто, - сказала Берилл, вскочив со своего места. Она вернулась, держа в руках длинное чёрное пальто из шелка и кашемира – о чем гласила надпись на бирке.
– Благодарю вас, - руки леди Оливии проскользнули в рукава пальто.
– Ну, желаю вам доброй ночи, - сказал я.
– Доброй ночи и вам, доктор Кейн, - ответила она мягко.
Я кивнул и, развернувшись, пошел обратно в свой кабинет.
Я закрыл за собой дверь и на секунду замер, прислонившись к ней. Блять! Какого черта со мной
происходит? Почему я так подвержен её влиянию? Подойдя к ящику стола и взяв из него бутылку, я налил себе большую порцию алкоголя. Поднес стакан к губам. Жидкость полилась в желудок, как бензин, под напором из пистолета.Блять! Я нуждался в этом.
Глава 5
Марлоу
Берилл постучала и открыла дверь. Её глаза ярко блестели. Очевидно, она надеялась, что я расскажу ей маленькие грязные сплетни.
– Даже и не думай!
– сказал ей, прежде, чем она собралась войти.
– Она красивая, правда, правда?
– сказала она, входя и усаживаясь в углу моего стола.
Я вздохнул.
– Да.
– У вас все получилось?
– попробовала она снова.
– Берилл!
– сказал я Пуаро.
Она сложила руки на груди.
– Это же я, Берилл. Я не собираюсь бежать и продавать эту историю таблоидам.
– Нет, - сказал я твердо.
– Тебе и не нужно ничего говорить. Просто кивай или качай головой.
Я тупо уставился на неё.
– Ну и ладно. Как хотите, - нахмурившись она выплыла из кабинета. Затем снова сунула голову в дверь с извиняющимся видом.
– Упс, оказывается, от волнения я забыла упомянуть, что звонила ваша уборщица. Она не смогла прийти сегодня, у неё что-то экстренное. Ей нужно поехать в Брайтон, чтобы увидеться с сестрой. Вернётся завтра.
– Хорошо. Спасибо.
– Ну, тогда я пошла. До завтра.
– Да, до завтра.
Я услышал, как хлопнула входная дверь, и это место поглотила тишина, свойственная заброшенным зданиям. Налил себе на три пальца виски и сделал большой глоток. Скорее бы полегчало. Я откинулся на спинку стула, развернув его к окну. Люди, сгорбившись в своих пальто, спешили по домам. Сколько раз, сидя здесь в одиночестве, я наблюдал эту картину. Прежде чем опустели улицы, мне бы собраться и пойти поесть в одиночестве. Обычно это “итальянец” за углом. Ил американо-американо, звали они меня. Я всегда заказывал одно и то же. “Пенне Арбьятто” для начала, а затем Франко приносил блюдо дня, обычно ими были рыба, кролик, свиные ножки или сладкое мясо.
После нескольких ужинов Франко сказал.
– Вы всегда едите в одиночестве. Такой большой, красивый мужчина как вы. Почему?
– Никто не хочет меня, - пошутил я.
Он отдернул голову с преувеличенной силой, как будто отпрыгнул от атакующей змеи.
– Неееееет!
– закричал он. Это был самый долгий и ужасный крик, который мне приходилось слышать.
– Такой большой, красивый мужчина как вы. Это невозможно. Он поставил стул и сел возле меня, сказав с заговорщическим видом.
– У меня для вас есть красивая девушка.
– Только это будет “Пенне Арбьятта” сегодня ночью, я думаю.
Он ушел в сторону кухни с оскорбленным видом. Это было за несколько недель до того, как он простил меня и я стал снова ил американо (тот американец - прим. переводчика). Но мне нравятся итальянцы. Всё так драматично - ведут себя, словно оперные гастролеры. Всё решается пылким признанием в любви.
Бывали дни, когда я не ходил к Франко, а предпочитал пойти в спортзал и позаниматься там, в течение пары часов, чем быть в местах по гламурнее. Но одна вещь никогда не менялась. Я всегда обедал в одиночестве. Я всегда ходил домой один.