Под кодовым названием «Эдельвейс»

Кристине поневоле вспомнились слова оберштурмбанфюрера Хейниша: «Боже мой, какой глупец берет в разведку очаровательных девушек? Красота — это особая примета, которая каждому бросается в глаза, а значит, опасная. Разведка — это дело сереньких и неприметных».

— Почему же в свое время, — с наигранной ленцой спросила Кристина, — вы не изложили свои логичные с примесыо психологических экскурсов размышления господину Хейнишу? Такая интригующая версия, да еще с банальной развязкой…

На лице Майера мелькнула и сразу же пропала одобрительная улыбка. Он продолжил:

— Самое интересное — дальше. Вы, Кристина, последняя, кто видел обер — лейтенанта живым. Простое совпадение? Случайность?

Фрейлейн засмеялась.

— Вилли, вы просто чудо! Неужели вы считаете…

— Я не считаю, — поправил он, — Я анализирую

— А не ослабла ли у вас, господин оберштурмфюрер память? — лукаво спросила фрейлейн, — В этом случае могу и я кое о чем напомнить.

— Интересно, о чем?

— Когда я прощалась с Мюллером, к нам подходил патруль. Солдаты подтвердили, что от меня обер — лейтенант поехал живой и невредимый. Последний, кто видел живого Мюллера, был постовой Зазроев. Но и его освободили, как непричастного к убийству. Ведь все это доказано и запротоколировано!

— Э, нет! — живо откликнулся Вилли. — Я ничего не забыл!.. К чему перебирать протокольный хлам? Сейчас я просто вслух размышляю о том, о чем, слава богу, еще не было сказано. Следовательно, не было и записано.

— Но ведь в убийстве Мюллера обвинили «Эсме–ральду»!

— Ага, в ход пошла «Эсмеральда»! Это фальшивая карта в нашей игре, и ссылка на «Эсмеральду» — не в вашу пользу, Кристина. Полагаю, вам–то отлично известно, что «Эсмеральда» — случайная, подставная жертва. Вы лучше ответьте, куда дели «вальтер»?

— Оставьте, Вилли! — резко оборвала его Кристина, — Пошутили, и хватит! Всему есть мера!.. Следствие давно закончено, виноватые наказаны, а дело Мюллера сожжено.

Только сейчас Майер повернулся к ней. Не только лицом, но и всем корпусом, хотя это и было неосторожно: он сидел за рулем.

— Вы думаете, я шучу? — воскликнул он, — В том–то и суть, что дело не сожжено! Вот почему я и начал этот, казалось бы, неуместный разговор. Между прочим, я за своевременное предостережение ожидал благодарности, а не укоров…

Наступила тишина. П слышно было, как в горах гремела война.

— Как это произошло и почему? — напрямую спросила Кристина. Пес на заднем сиденье поднял голову и с низким рычанием оскалился.

— Наконец–то! — уже несколько раздраженно ответил Вилли. — Ну так слушайте. Архив сжигали по списку, который составлялся наспех в связи с приказом о срочной передислокации. Дело Мюллера я включил в список своей рукой. И вот среди материалов, приготовленных к сожжению, я дела Мюллера не обнаружил.

Поднял тревогу, накричал на солдат. Но тут вторгается Кеслер: «Почему шум, Майер?» Я объяснил ему. А он мне: «Я просмотрел список и изъял дело Мюллера с соответствующей пометкой. Оно сожжению не подлежит». «Почему?» — спрашиваю. «А это вас не касается!» — отрезал Кеслер. Я ему: «Список утвердил оберштурмбанфюрер, и я обязан доложить Хейнишу…» Он: «Докладывайте — это ваше право и долг. Но учтите: дело Мюллера для господина Хейниша не имеет особого значения. Не зря он намеревался подарить его Адольфу Шееру». Я ему: «Кеслер, неужели вы собираетесь писать мемуары? Не рано ли? Мемуаристы из нашей фирмы долго не живут». Он: «Не валяйте дурака, Майер! Если хотите, составьте докладную, что дело я оставил у себя для внеслужебной разработки. Не волнуйтесь, я сберегу его в личном архиве». «Зачем оно вам? — спрашиваю. — Оно давно закрыто». Он: «Но для меня, как для следователя, который вел дело, некоторые моменты представляют профессиональный интерес». Каково, фрейлейн? Что скажете?

— Ничего.

— А Кеслер…

— А Кеслер, — жестко поставила последнюю точку Кристина, — подозревает меня! Вы это хотели сообщить?

— Да, — хмуро — подтвердил Майер.

— Вилли, зачем были все эти словесные выкрутасы? Неужели вы думаете, что мне до сих пор неизвестно о подозрениях Кеслера? Чего вы боитесь?

— Дело в том, уважаемая фрейлейн, что как только следствие коснется истории с «вальтером», вы погибли. И не поможет вам никакой патруль с полицаем Зазроевым в придачу. Предположим, например, такое: настырный волокита Мюллер вернулся к вам. С машиной это делается быстро. Дело минут… А Кеслер умеет вытягивать любые признания! И тогда ниточка потянется ко мне. А мне жаль терять собственную — подчеркиваю: собственную! — такую великолепную рыжую голову.

— Ах, при чем здесь вы? — с притворной досадой вздохнула Кристина. Она ощутила, что коснулась тайны Майера, которая, словно мираж, то появлялась в его туманных недомолвках, то тут же бесследно исчезала.

— При том! — Майер явно не спешил с ответом. Размышлял — стоит ли?.. Наконец решился. — Придется рассказать и об этом, иначе вы ни меня, ни своего положения до конца не поймете! А было так: первым поутру «Эсмеральду» посетил я. После моего визита — подчеркиваю: после, понимаете? — майор абвера Штюбе нашел у нее известные вам вещественные доказательства. Но среди них не найдено самого главного — «вальтера», хотя по логике версии он должен был там найтись, как нашлась бутылка из–под «Мартеля» и лайковая перчатка Эльзыч.. Сообразили? Теперь вам ясно, почему ссылка на «Эсмеральду» в разговоре со мной — не в пользу ваших логических упражнений… Но коль убила не «Эсмеральда», то вновь возникает все тот же вопрос: кто?.. А за ним — второй: кто и зачем подставил под удар непричастную к убийству Мюллера агентку СД Несмитскую — «Эсмеральду»?.. Вот как худо выглядят наши с вами дела, Кристина. Я просто обязан был все это вам растолковать. Так что отныне мы — сообщники…

Это было признанием. Чрезвычайно важным. Оно высвечивало всю мозаику не всегда понятных событий. Главное — Майер раскрылся. Но полностью ли? Во всяком случае, он уже не представлял для фрейлейн Бергер загадки. Кристина напряженно размышляла, нарочно — для Майера — высказывая свои мысли вслух:

— Пожалуй, вы преувеличиваете опасность… Хейниш сам прикрыл дело и не позволит какому–то следователю ставить под сомнение его компетентность. Это — первое… Отчет о расследовании и его результатах выслан в Берлин, что содействовало повышению Хейниша в звании, — это второе… Кеслеру хватает текущих срочных дел: об этом и вам можно позаботиться, — это третье… Кроме того, есть еще варианты… А впрочем, Вилли, все это чепуха! Ведь я, поверьте, никакого отношения к делу Мюллера не имею, несмотря на все ваши пугающие предположения… Не понимаю только, почему вы так неосторожно впутались в эту историю, если беспокоитесь о своей рыжей голове?

— Почему? — мрачно проговорил Майер. — Потому что в то время еще не было Шеера, которого вы изволили полюбить. Иначе… — Не закончив, вдруг разозлился: — А Мюллер — подонок, грязная свинья! Погань! Достаточно полистать его дневник… Представляю, что произошло! Я бы и сам… Потому и уважаю вас, Кристина, ибо женщина, которая с чисто мужской решимостью умеет за себя постоять…

— Вы опять за свое, Вилли?

— И правда — хватит!

— Каковы же ваши намерения?

Майер прищурился решительно.

— Шеер погиб! Теперь Адольфа нет в живых. Но рядом с вами я. Если позволите, буду вашим защитником. Во всех случаях… Ведь я вас ни в чем не обвиняю, не осуждаю, не шантажирую, ни к чему не склоняю. Мне достаточно дружеской теплоты. Пока… Надеюсь, что даже в этих не очень благоприятных для меня обстоятельствах я высказываюсь достаточно деликатно и ничем не обидел вас.

Машины приближались к околицам Нальчика. Перед одноэтажными домиками была натянута колючая проволока, виднелись железнодорожные надолбы, сваренные в «ежи» железнодорожные рельсы. Людей в домиках и садах не было видно. Возможно, их «переселили» в концлагеря или же вывезли на подневольный труд в Германию. Между деревьями серели доты, гнездились пулеметные и минометные подразделения, жирно темнели вкопанные в землю танки.