Под Москвой

– Наши богатства Гитлеру и нужны, - вставил Антон Петрович.

Вошла Русакова. В одной руке она несла тарелку с солидной стопой блинов, а в другой - миску сметаны.

– Да вы нас совсем избалуете, Елена Васильевна!
– воскликнул Алексей Данилович Абашкин.

– Кушайте на здоровье! Сегодня еще телка зарежем. Деваться с ним некуда. Время такое...
– Елена Васильевна не договорила и тотчас же вышла.

– Да, время действительно...
– раздельно проговорил Абашкин и тут же, словно спохватившись, шутливо добавил: - Что-то уж больно хозяйка-то старается.

– Н-н-да, - неопределенно промолвил Антон Петрович, запихивая в рот пирожок.

– А ведь замечательная женщина, Антон Петрович!
– Абашкин перестал есть и взглянул на Осипова. Тот по привычке, как всегда, когда ему приходилось решать какое-нибудь щекотливое дело, крякнул и, нервно насупившись, спросил:

– Что из того следует?

– А следует вот что: посматривает она на тебя, ну как это сказать... С восхищением посматривает, точно влюбленная...

– Ну уж это ты, брат, оставь.

– Не оставь, а истина. Да ты и сам-то малость неравнодушен к ней, только боишься признаться.

– Да ты что, на самом деле!
– Осипов скомкал в руках салфетку.

– Ничего, друг мой, ничего! Ты только не кипятись, будь поспокойней и пойми: что плохого в том, если ты эту милую женщину всерьез полюбишь...

– Ты шутишь? Или считаешь меня за дурака! Да разве я могу! Нет, никак не могу...

– Не могу, не могу! Тогда садись вон к печке и сыпь себе на голову пепел... Только не притворяйся! Да это, брат, золото, а не женщина, если хочешь знать... Мне рассказывали, как она в колхозе хозяйство вела. А он одно свое - не могу да не могу. Ничего тут зазорного нет, если вас влечет друг к другу и если вы откровенно признаетесь в своих чувствах... Почему бы тебе не подумать об этом?
– невозмутимо и настойчиво продолжал Абашкин, чем привел Осипова в полнейшее смятение. Если бы не вошел в этот момент начальник штаба полка майор Почибут, неизвестно, до чего бы они договорились.

– Есть удивительные новости, - присаживаясь к столу, проговорил майор. Всегда спокойное лицо его на этот раз торжествующе улыбалось.

– Новости? Выкладывай!
– Осипов кинул на Почибута настороженный взгляд и нетерпеливо потянулся за папиросой. На душе у него было неспокойно и сумрачно.

– Сейчас звонил комдив и приказал... Угадайте, что он приказал? Почибут выжидающе посмотрел сначала на комиссара, потом на командира.

– Не тяните, начальник штаба! Мы ведь не чародеи, чтоб отгадывать ваши загадки, - сказал Абашкин, - говорите прямо.

– Командир дивизии приказал: выделить сводный эскадрон для участия в московском параде седьмого ноября. Подполковнику Осипову приготовиться командовать сводным полком.

Если бы майор сообщил, что на окраину деревни Сычи прорвались немецкие танки, Осипов не был бы так удивлен: на войне случаются самые неожиданные, невероятные вещи. Но это уж было слишком.

– На парад? В Москву?
– выжидательно склонив голову набок, переспросил Осипов.

– Да! Форма обыкновенная, фронтовая, - подтвердил майор.

– Может быть, ты, начальник штаба, шутить изволишь?
– заговорил Осипов.

– Какие там шутки!
– майор пожал плечами.

– Нет, здесь не шутки!
– сказал Абашкин, поднимаясь.

Осипов тоже вскочил из-за стола и взволнованно прошелся по комнате.

– Значит, надо вытаскивать людей из окопов. А вдруг немцы атакуют в праздник?

Антон Петрович вопросительно посмотрел на Абашкина. Оба они хорошо знали, что немцы будут наступать, но когда?

– К нам придет один батальон Панфиловской дивизии, - успокоил его Почибут.

– Ну, тогда все в порядке! Тебе, Антоша, просто везет!

– Будто бы?
– Осипов хотел, но не мог скрыть острого чувства радости. Потирая руки, он ходил по горнице, не находя себе места. Потом вышел на кухню и послал Петю узнать, готова ли баня. Вернувшись в горницу, он застал комиссара и начальника штаба уже в дверях. Они собирались уходить.

– А когда выступать?
– спросил Осипов у майора.

Почибут ответил, что на подготовку дано два дня.

– Добре, - кивнул Осипов удовлетворенно.

Почибут и Абашкин вышли.

– Елена Васильевна!
– позвал Осипов.

Вошла Русакова.

– Вы меня звали, Антон Петрович?

– Я хотел поговорить с вами. Вы садитесь.
– Осипов, заложив руки за спину, ходил из угла в угол. Лицо его было серьезным, даже строгим. Казалось, он решал сложную и ответственную задачу.

Сердце Елены Васильевны дрогнуло и заныло тревожной радостью. Ей показалось, что она поняла его без слов. Поняла своим женским чутьем и чистотой материнского сердца. Но это была ошибка.

– Вам надо уехать отсюда!
– сказал вдруг Антон Петрович.

– Куда? Зачем?
– спросила она чуть слышно.

– Не исключена возможность, что здесь начнутся сильные бои, - сказал Осипов.
– Во что бы то ни стало надо отправить в тыл детей. По обстановке видно, что бои примут зимой затяжной характер, а с улучшением погоды начнется и бомбежка. Подвергать этому детей - преступление.

– Я бы давно уехала, но ведь никто не знал, что фронт так быстро приблизится к Москве. А теперь трудно выехать, все дороги забиты. Я никак не придумаю, как мне спасти дочь.
– Русакова вдруг низко опустила голову и судорожно сжала руки.

– Если вы хотите, я вам могу помочь. Отвезете Петьку и Машу в Уфу, к моей сестре. Там у меня дочка. Ну и сами у нее останетесь. О билетах я похлопочу...

– Не знаю, как вас благодарить, Антон Петрович.
– Елена Васильевна поднялась с места, наполненные слезами глаза смотрели доверчиво и ласково. Но Антон Петрович старался не замечать этого. На душе у него было совсем другое чувство.

Вошел коновод Федор Чугунов и доложил, что баня готова.

– А где Петя?
– спросил Осипов.

– А он с ихней девочкой с горы на салазках катается.

– Добре, сейчас вместе пойдем. Комиссар уже там?

– Так точно. Он уже раздевается.

На краю села, под горкой, возле небольшой речушки, стояла баня. Маша с Петей, оседлав вдвоем салазки, хохоча и взвизгивая, катались вниз с горы.

Маша приветливо улыбнулась Осипову. Антон Петрович хотел было отослать детей домой, но жаль было нарушать их веселье. Кинув в ребят снежком, он вошел в баню.

Баня была вытоплена на славу.