Под Москвой
Шрифт:
Но Шаповаленко его прервал:
– Що кинуть? Я не кидаю, а биться иду! Ты меня дисциплинством не вкоряй! Я знаю, як треба поступить русскому чоловику! Не сговаривай уйду!
– А куда же ты уйдешь?
– Ко всем чертям...
– Это очень далеко, Филипп Афанасьевич, - неожиданно раздался сзади голос Доватора.
Он всегда появлялся там, где его меньше всего ждали. Захочет проверить подразделение, выберет какую-нибудь прямую "дорогу" через кусты или по болоту, прыгает с кочки на кочку и как из-под земли вырастает перед глазами повара на эскадронной кухне или же на конюшне
Разведчиков Доватор всегда держал у себя под рукой, поэтому располагались они неподалеку от штаба. Относился он к ним с особенным уважением, часто навещал, но предъявлял к ним больше, чем ко всем остальным, требований по службе.
На этот раз неожиданное появление Доватора в генеральской форме вызвало растерянность. Новое звание порождало глубокое уважение и почтительность и вместе с тем проводило между командиром кавгруппы и подчиненными определенную грань. Раньше, когда Доватор был полковником, у разведчиков с ним как-то сами по себе установились необычайно простые взаимоотношения. Разведчики это принимали как знак должного внимания к их опасной и почетной профессии. Поэтому удержаться на чисто официальной субординации было трудно. Они охотно шли на откровенный разговор с полковником, пели при нем песни, весело шутили, балагурили. Но с генералом, с их точки зрения, такие вольности были уже совсем недопустимы.
Увидев Доватора, Захар Торба громко подал команду "Смирно" и, сделав несколько шагов вперед, четко отдал рапорт.
– Вот и рапорт отдавать научился отлично, - поздоровавшись с разведчиками, проговорил Доватор. Он был без бурки, в новой, хорошо облегавшей его плотную фигуру бекеше с серебристой барашковой опушкой. На голове ловко сидела генеральская папаха.
Торбе, только что отдавшему рапорт, хотелось приветствовать генерала улыбкой, но неловкость за разговор Шаповаленко сдержала его. Он виновато нагнул голову и сдвинул ремешок каски ближе к кадыку, точно он резал подбородок, хотя был застегнут не туго. Заметив все это, Доватор понял, что разведчики чем-то взволнованы.
– Что это вы, хлопцы, ладошкой рты прикрываете? Кашлять, что ли, боитесь?
– Да ничего, товарищ генерал...
– подавляя смущение, ответил Торба и, искоса взглянув на Шаповаленко, подумал: "Из-за тебя, бородатый, вся волынка. Партизан нашелся!"
– Ничего, брат, разберемся, - точно угадывая мысли Торбы, суховато заметил Лев Михайлович.
– Дайте-ка сегодня коням двойную порцию корма.
– Кормить коней, воно, конечно, товарищ генерал...
– нерешительно заговорил Шаповаленко. Но генерал на него даже и не посмотрел, а спросил, обращаясь к Торбе:
– Сколько хромых лошадей?
Филипп Афанасьевич нерешительно переступил с ноги на ногу и встревоженно поглядел на Доватора.
Всегда он разговаривал с ним с шутливой задушевной простотой. Много говорил о Кубани, где он когда-то служил командиром эскадрона. И вдруг сейчас будто и не замечает его. Филипп Афанасьевич догадался о причине и хотел объясниться. Ведь ему просто обидно было, что они, казаки, куда-то отходят без единого выстрела, хотя всем не терпелось подраться. Вот почему он искренне считал свои обиды правильными.
– Сколько хромых коней?
– переспросил
Торба ответил.
Филипп Афанасьевич подошел поближе к Доватору с твердым намерением заговорить. Вид у него был такой, будто генерал обещался прийти к нему в гости, поговорить по душам, а вдруг зашел к соседу и начал с ним бражничать. Обида была кровная. Доватор это видел, но решил не менять тона и по-прежнему внешне оставался безразличным к нему.
– Коням не давайте сразу ложиться. Проводку делайте. Массируйте скаковые суставы.
Доватор взглянул на Буслова и, согнув ногу в колене, показал, как надо это делать.
– Понятно, товарищ генерал, - тихо вмешался в разговор Филипп Афанасьевич.
– Но только, коли кони будут на трех ногах, як мой, то тут не разотрешь... Разрешите обратиться, товарищ генерал.
– Обращайтесь, - равнодушно ответил Доватор и удобней уселся в седле.
– Куда мы так поспешаем?
– смущенно посматривая на генерала, спросил Шаповаленко.
– На отдых...
– спокойно и коротко ответил Доватор.
Казаки, переглянувшись, недоверчиво улыбнулись.
Лев Михайлович отлично понимал настроение людей, и ему хотелось объяснить обстановку, но в данную минуту нельзя было говорить общими фразами о необходимости перемены позиций, а сказать прямо, что немцы быстрым темпом продвигаются к Москве, он не мог. Сначала ему и самому не верилось, что противник прорвал оборону в районе Холм - Жирковское, быстро расширяет прорыв и угрожает отрезать две наши армии. Конница, как подвижной резерв, должна была прикрыть отход наших частей на Ржевском большаке.
Надо было сказать людям что-то другое, важное, способное поднять боевой дух и укрепить дисциплину.
– Куда ж мы идем на отдых, товарищ генерал?
– спросил Филипп Афанасьевич.
– Конечно, не на Кубань. А может быть, и туда пойдем... О тебе, наверное, там старуха соскучилась!
Веселый тон Доватора вызвал дружный смех казаков.
– Да вы шутите, товарищ генерал?
Шаповаленко растерянно дергал себя за мочку уха, где темнела крохотная дырка (когда-то молодой Филипп носил в ухе серьгу).
– Не шучу, а серьезно говорю, - ответил Доватор.
– Фронт большой, могут и туда послать. Мы люди военные.
– Верно, - согласился Буслов, толкая Шаповаленко локтем.
– А сейчас торопимся только потому, что боюсь к поезду опоздать. Да в армейский склад надо поспеть, получить полушубки и валенки. Филиппа Афанасьевича надо одеть, а то ему холодно будет в партизанском отряде... Найдет ли он там себе тетку Василису?..
Последние слова Доватора заглушил новый взрыв хохота.
– Да то ж неправда, товарищ генерал!
– взмолился вконец растерявшийся Шаповаленко.
– Не веришь? Впрочем, ты мне вообще не веришь! А раз командиру солдат не верит, значит, кто-то из них никуда не годится... Наверное, я...
– Щоб я вам, товарищ генерал... Да сроду этого не було. Да я...
– Как же не было?
– перебил Доватор.
– Только что при всех заявил, что уходишь в партизаны, оставляешь своих товарищей, а раз так, значит, не доверяешь своему командиру! Ясно!