Под открытым небом. Собрание сочинений в 4-х томах. Том 3
Шрифт:
В школьном музее
Ребятишки, прознав, что в школьном музее появилась боевая сабля, организовали набег. Но неудачно, школьное начальство приняло меры – музей временно закрыли. Экспонаты разнесли по разным закуткам. И теперь я держу лишь худенькую папку с материалами о художнике.
Увы, такая вот судьба, как это ни печально, уготована всем любительским музеям. Либо их разграбят, либо случится пожар. Или, по недомыслию маленького, но непобедимого чиновника, будет что-то перемещено, переоборудовано, перевезено, просто утрачено или выброшено во имя других мнимо больших и важных дел. И ни копий вам, ни репродукций.
Я не виню школьное начальство, и сам-то во многом
Подлинные экспонаты должны храниться в государственном музее. Там они защищены значительно надёжнее.
Похвальны, конечно, усилия членов историко-краеведческого кружка Утёвской средней школы по увековечению памяти своего земляка. Усилия похвальны, а результат? Собрать в одно место, чтобы потом одним махом всё сразу развеять по ветру… Конечно же, здесь сработала подспудно и атеистическая пропаганда. Учитель, однозначно, должен быть у нас неверующим, а тут заниматься с ребятами «иконописцем», «богомазом»? Непрестижно всё это было, непонятно официальным властям. А представить Григория Журавлёва без его икон невозможно!
Напрасно я пытался отыскать хотя бы нечто, похожее на опись того, что хранилось в школьном музее и что было передано после смерти Кузьмы Емельяновича. Этого нет. Более того, меня повергло в уныние, когда я узнал, что громадные залежи переписки краеведа Данилова с земляками, выпускниками школы, организациями районного и союзного масштаба были просто выброшены как ненужные. Человек около тридцати лет вёл интенсивную переписку по сбору краеведческих материалов, собирал сведения об известных земляках – и всё пущено по ветру. Выходит, напрасно целые поколения школьных краеведов трудились над сбором материалов. Ребята давно выросли. Другие теперь заботы у Любы Распутиной, Вали Коротковой, Лены Подусовой, Лены Бакановой – былых активистов краеведческого музея. Я представляю их состояние, когда они, придя в школу, вместо музея увидели то, что от него осталось. Тоненькую чиновничью папку с помятыми листочками.
Кого обвинять в содеянном? Кузьма Емельянович! Я, Ваш земляк, снимаю шляпу перед Вами за Ваш кропотливый самоотверженный труд. Вы мечтали открыть музей в левой половине дома, где жил Григорий. И не успели этого сделать. А ведь это идеальный вариант.
Может, нам повезёт больше, чем Вам.
«Утёвская мадонна»
У этой иконы – особая судьба. В шестидесятых годах я впервые увидел её фотокопию, сделанную жителем села Утёвка, выпускником средней школы Владимиром Игольниковым. Чуть позже увидел и сам оригинал. Мне кажется, душа художника-самоучки более всего проявилась в этой небольшой картине-иконе. Тогда я впервые услышал, как её называют в народе: «Утёвская мадонна».
На иконе небольшого формата изображена крестьянка в белом платке с младенцем на руках. Лицо простое, типично заволжское. Большие тёмные глаза. На губах чуть наметившаяся улыбка. Нет ни тени церковности. Но всё же она воспринимается как икона.
Насколько я понимаю, на Руси иконы не придумывались иконописцами. Они являлись миру. И уже потом эти явления разворачивались рукотворно в искусство, тиражировались и т. д. Эта икона Григорию Журавлёву явилась, это чувствуется. Уже потом, может, он как художник додумывал детали. Но святое отношение к женщине-крестьянке – это от природы его.
В этом слиянии канонизированного и простого, осознанно или нет, заложена (как мне показалось) позиция обострённо чувствующей жизнь души. Надо сказать, что из всех приписываемых кисти Журавлёва икон эта – единственная такого рода.
Весной 1991 года со съёмочной группой Самарского телевидения, окрылённый возможностью наконец-то запечатлеть эту икону и владелицу её на плёнку (мы готовились сделать небольшую телепередачу о Журавлёве), я постучал в слабенькую
калиточку дома номер восемнадцать по улице Чапаевской. Из дома вышла такая же слабенькая, как калиточка со скрипучим голосом, пожилая женщина – Таисия Ивановна Подлипнова, моя бывшая школьная учительница математики. Оказывается, она – дальняя родственница владелицы иконы Подусовой Александры Михайловны.Я внутренне воодушевился. Мне везёт! Уж моя-то учительница даст нам рассмотреть всё подробнее и снять на плёнку. Но всё оказалось сложнее. Нам вежливо ответили на наше приветствие. Выслушали на пороге дома и сказали, что надо посоветоваться с другим родственником, который приехал из Самары. Вышедший во двор пожилой мужчина тут же заявил, что Александра Михайловна больна и в дом он никого не пустит. Вынести икону во двор, чтобы мы могли её посмотреть, он отказался. По всему видно было, что здесь последнее слово за ним. Мы сделали несколько попыток выяснить, когда можно будет посмотреть икону. Всё было безуспешно.
Помню отчаянную горечь в душе. Я привёз за сто вёрст съёмочную группу, знаю, что многие утёвцы очень хотят посмотреть эту икону, и ничего не могу сделать.
Мы тогда уехали ни с чем.
И вот сегодня, 23 февраля 1992 года, я вновь у знакомой калитки. Меня манит этот дом. Не могу, приезжая в своё село Утёвка, не думать о Журавлёве и его «Мадонне».
Я пришёл один. Тайно надеялся, что одного да ещё в праздник меня встретят более приветливо. Не калитку, а дверь открыла незнакомая старушка. Пригласила в дом. В доме ещё двое: достаточно молодой человек и пожилой с приветливым лицом мужчина. Через минуту всё становится понятным. И я чувствую крайнюю досаду.
Оказывается, полгода назад Александра Михайловна Поду-сова умерла. Чуть позже умерла Таисия Ивановна Подлипнова. Встретившие меня приветливые люди – новые жильцы дома.
Упавшим голосом спрашиваю, не знают ли они о судьбе двух икон Журавлёва, бывших в этом доме, одну из которых называют «Утёвская мадонна».
Да, знают. Иконы забрал родственник из Самары, но адреса его у них нет…
Потихоньку затеялся разговор обо всём понемножку. Старушку зовут Елена Тимофеевна Мальцева, ей восемьдесят лет. Она – певчая из церковного хора Троицкого храма. Пожилой мужчина – её сын. А вот младший из семьи, внук – псаломщик, Александр Евгеньевич Мальцев. Он служит в Троицком храме. Приехали они из Ташкента, где он и его бабушка служили в церкви Александра Невского. Пригласил их в Утёвку настоятель Троицкого храма отец Анатолий. Спрашиваю, не скучно ли после большого города в провинции жить?
Светлея лицом, старушка отвечает:
– А почему должно быть скучно? Я родилась и жила долго в тутошних местах, в Зуевке. Не стало здесь церквей, подалась по белу свету. А теперь у нас и родина есть, и храм.
Не скучно, как я понял, и мужчинам.
Я успел, пока сидел в горенке, обогреться и телом, и душой. Настолько всё достойно и приветливо. А заодно и прошёл маленький ликбез о вере перед ликами святых, глядевших на меня со стен такой низенькой, но светлой избёнки.
Когда, прощаясь, поблагодарил за приём. Псаломщик сказал в ответ на моё «спасибо»:
– Во имя Бога.
Отрадная волна прошла в душе. Странно было. Я в который раз потерпел неудачу в своих поисках, но не было горечи. Не было и обиды на мою учительницу математики. Было такое ощущение, когда вышел на улицу, что я люблю весь мир, всех людей. Такими, какие они есть.
Шагая по морозному снегу, размышлял: кто же всё-таки Григорий Журавлёв? Что в нём главное?
Он – живописец. Житель и уроженец села Утёвка. А поскольку иконопись у нас в стране стала страницей истории, живописи вообще, то уникальный случай с Григорием Журавлёвым должен быть интересен не только его землякам, а далеко за пределами села.