Под парусом надежды

Кира мать не услышала. Сделав погромче звук, уселась на полу перед экраном телевизора, слепо нашарила рукой Егоркину голову, притянула к себе, прижала с силой.

– … Среди ушедших в землянки людей, как утверждают местные жители, находились так же пятеро детей в возрасте от двух до восьми лет и две беременные женщины, – продолжала бойко вещать с экрана корреспондентка. – Хотелось бы задать в этой связи вопрос: как местные власти допустили такое безобразие? Ведь в течение трех месяцев люди открыто готовили себе это страшное убежище и рассказывали всем о намерении уйти из этого мира, полного, по их словам, абсолютного зла и насилия…

– … А то, что ты не стала адвокатом, – так это ничего, Кирочка! Подумаешь! И не нужны нам эти адвокатские заработки! Без них спокойнее, правда? – по-прежнему журчал у Киры за спиной довольный мамин голосок. – Чего ты молчишь, дочь? Ты меня слушаешь?

– Что? – рассеянно обернулась к ней Кира. – Извини…

– Я говорю – и хорошо, что ты не стала адвокатом! Так спокойнее, говорю! Какая-то ты странная сегодня…

– Нет, мама… – глядя куда-то в пространство и покачивая головой, тихо проговорила Кира. – Нет, ты не права…

– Что – нет? В чем я не права?

– Я обязательно буду адвокатом, мама. Слышишь? Обязательно буду! Не сразу, конечно, но теперь уже точно знаю, что буду…

– Так надо же говорить – адвокантом! – высвободившись из Кириных рук, быстро проговорил Егорка. И даже ладошку маленькую перед Кириным лицом для пущей убедительности выставил.

– А что, так звонче получается, да? – растянула в улыбке губы Кира.

– Конечно звонче! Адвокантом – звонче, конечно!

– И правильнее?

– Ну да… И правильнее! Конечно же правильнее!

… И не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит…