Под русским флагом

Наконец, мы завершили все приготовления и отправились в путь. Пауль Кнудсен бежал первое время впереди, чтобы показывать дорогу: самоедские собаки привыкли, чтобы кто-то шел впереди. Последнее время дул сильный ветер без осадков. Снег стал таким жестким, что на нем не отпечатывались следы, можно было подумать, что скользить по нему легко, но температура держалась около -44°, и трение было так сильно, что продвигались мы с большим трудом. Кроме того, собаки не были обучены и тянули плохо, они останавливались при малейшем препятствии, прекращали движение и оглядывались назад. От таких привычек их нужно было избавить как можно скорее, но на все требуется время.

Не только собаки не были обучены, все мы оказались плохо подготовленными. Однако спешить было нечего. Я думаю, что поначалу всем приходится себя преодолевать.

Ветер сменился на восточный, т. е. дул прямо в лицо, так что нос и щеки сильно мерзли. Приходилось за этим следить и потирать их кожаной рукавицей, чтобы не обморозить.

Около четырех часов вечера мы разбили лагерь во внутренней части бухты. Разбить лагерь, накормить собак и приготовить пищу не заняло у нас много времени. Вскоре мы сидели вокруг примуса, который распространял свое благодатное тепло, в нашей замечательной новой двойной палатке. Это здорово – снова отправиться в санное путешествие при таких условиях, когда спальные мешки и все снаряжение новенькое и изготовлено из лучших материалов. В палатке было тепло, как в доме, мы хорошо обеспечили себя провизией, у нас был превосходный кок, Уле Нильсен, «Кузнец», как его называли на борту. Линдстрем обучил его благородному кулинарному искусству. У меня есть все основания считать, что учитель гордился своим учеником, а ученик восхищался своим искусным наставником.

После обеда достали трубки и беседа потекла. Сначала мы, конечно, поговорили о езде на собаках, санных путешествиях, охоте и других подобных вещах. Однако вскоре разговор перешел на парусные шхуны и жизнь моряков.

Штурман и Пауль ходили исключительно на больших парусниках дальнего плавания. Штурман, среди прочего, рассказал, что он был штурманом на борту большого крейсера, где почти вся команда заболела бери-бери. Пока они добрались до Святой Елены, где думали найти врачебную помощь, многие члены команды умерли, а остальные стали неработоспособными. Сам он был так плох, что ему приходилось ползти из своей каюты на крышу рубки, там он сидел всю свою вахту.

На Святой Елене жил тогда врач, который лечил эту болезнь лекарством антибериберин. Лекарство состояло из смеси разных витаминов, представлявших собой спиртовой экстракт рисовой оболочки. Именно эта часть, которую выбрасывают при шлифовке риса, содержит большую часть витаминов. В свое время стало модно употреблять шлифованный рис – так называемый товарный рис уже не едят. Когда японцы построили себе военный корабль по европейскому образцу, то решили, что будут кормить команду шлифованным рисом; они не хотели показывать во время заходов в крупные порты, что их матросы едят товарный. Поскольку для японцев рис – основная пища, вскоре они все заболели; это заболевание и называется «бери-бери». Японский врач попробовал доказать, что болезнь вызвана введением в рацион шлифованного риса. Каким образом это взаимосвязано, трудно сказать, но как только они начали есть привычный товарный, болезнь отступила. Мне об этом рассказал доктор Тржемесский, а он уж знает толк в таких вещах. Для нашего полярного путешествия он взял с собой некоторое количество антибериберина.

Доктор со Святой Елены спас множество моряцких жизней, его считали чудо-доктором. Штурман тот раз болел так тяжело, что доктор уже не надеялся, что тот вернется живым в Европу. Но на судно взяли большое количество овощей и антибериберин в достаточном объеме, корабль отправился в путь, и команде постепенно, с каждым днем, становилось все лучше. Когда они прибыли в место назначения, некоторые почти выздоровели. [53]

На следующий день мы направились на северо-восток к заливу Миддендорфа, где должны были заложить первое депо. Здесь, в глубине залива, местность значительно изменилась. Я почтительно поименовал ее горным ландшафтом. Однако это не совсем так: на самом деле там были лишь небольшие округлые кряжи высотой в 600–700 футов, может, чуть больше. Так или иначе, вид был хорош. Должно быть, там водилось много оленей, так как повсюду были их следы. Видели мы и немалое количество волчьих следов. Снег тут был мягче, следы виднелись на приличном расстоянии, целая масса петель вырисовывалась на холмах вокруг. Но они были так далеко, что мы не стали беспокоиться об охоте. Летом здесь также было множество гусей, мы видели много помета. Мы пришли к заключению, что прошлым летом залив был полностью свободен ото льда, были все основания полагать, что здесь должны быть тюлени. В целом залив Миддендорфа и прибрежные районы произвели на нас впечатление настоящего рая для охотника. Плавника здесь было мало, по крайней мере, на первый взгляд.

53

Это окончательно доказал опыт Первой Мировой войны. Интерес Свердрупа к болезням, связанным с отсутствием определенных витаминов, объясняется их широким распространением среди моряков и полярников прошлых лет.

Мы заложили депо на самой восточной оконечности острова Рыкачева. Там мы повернули обратно и пришли на судно вечером 13 марта.

Собаки уже стали понимать, что к чему, и путь назад прошел намного легче. Но у них было мало сил, они очень устали, когда мы добрались до дома.

Спальные мешки и другое снаряжение, использованное нами во время путешествия, мы вывесили на просушку, и проверили потяги и собачьи шлейки.

Глава 12 Бытовые хлопоты и санные поездки

Вилькицкий на борту «Таймыра» все еще переживал за судьбу своей экспедиции. Ему уже были переданы правительственные приказы; ни одна арктическая экспедиция раньше не получала такой государственной поддержки, как эта: все было запланировано, все отлажено, ему не требовалось ни о чем беспокоиться. Он только должен был следовать поступавшим инструкциям. Но я был согласен с ним в том, что если он не получит в дальнейшем никакой помощи, то мир станет свидетелем новой ужасной трагедии. [54]

54

Невольно Свердруп сгущает здесь краски, тем более что главной проблемой первых зимовок в неизвестных прежде морских акваториях является невозможность предвидения опасностей, связанных с режимом погоды и поведением морских льдов. Это обстоятельство заставляло руководство кораблей и экспедиций не только опираться на инструкции, но и принимать самостоятельные решения, исходя из конкретной обстановки, что составляет основу морского и полярного опыта.

Его изначальный план, пока он не установил с нами связь, заключался в том, чтобы, как только начнется светлое время, часть экипажа покинула бы суда и направилась к югу, в населенные районы. Но поскольку у него не было приличного санного снаряжения и надлежащего провианта, такой переход стал бы для этих людей верной смертью. Теперь он изо всех сил торопился отправить своих людей на «Эклипс». Температура постоянно держалась около 40–44°. Но я считал, что, поскольку его команда так плохо экипирована, не нужно заставлять ее страдать больше, чем это необходимо. Сначала я подготовлю надежные депо, люди вполне могут совершить переход к осени, если придется покинуть суда.

Вообще-то нам не очень хотелось, чтобы все они жили у нас столь долгое время. Если в этом нет необходимости, то, конечно, лучше этого избежать.

Мы стряхнули снег с тента над судном, а старые паруса, положенные на слой снега, привязали прямо к самому тенту. Солнце уже набрало такую силу, что в тихую и ясную погоду снег на тенте в самом тонком месте таял, и с крыши начинало капать, хотя в тени было 40° мороза. Когда мы убрали снег с крыши, температура под тентом держалась на отметке -10-11°. Тепло в изрядном количестве поступало с камбуза, особенно когда Линдстрем расходился на полную катушку. Он постоянно открывал иллюминаторы с обеих сторон, да и дверь оставалась открытой большую часть дня.

Каждое утро в шесть часов Линдстрем начинал печь свои пирожки с пылу с жару для всех, кто был на борту. Хлеб для команды он тоже пек сам. Когда он затем приступал к приготовлению блюд повседневного меню, то ощущал, что стало жарковато. Плита весь день была раскаленной.

В целом наш старый «Эклипс» был самым приятным полярным судном, на котором мне когда-либо довелось побывать – во всех помещениях тепло и уютно, большие просторные каюты и привлекательный интерьер.

Второй штурман с двумя матросами ездил в бухту к востоку от нас и набрал там кольев для солнцезащитных экранов вокруг нашей метеостанции. Палатку из парусины, которую наши охотники на лис использовали осенью, распороли, выстирали и сделали из нее солнцезащитный парус для станции.

Штурман получил списки провизии для санных поездок и приготовил все для поездки № 2. Он должен был взять с собой 400 кг провианта, который предварительно планировалось оставить в бухте Зари [55] . Теперь установилась «оттепель», всего 3–4° мороза, для поездки такая погода не годится, поэтому ее отложили. Тент сильно протекал, весь вымок и отяжелел. Мы не могли держать двери открытыми, так как была метель, и снегу бы намело внутрь, но использовали случай, чтобы все как следует вымыть.

55

Место первой зимовки барона Толля во время его экспедиции на паровой яхте «Заря» к Новосибирским островам (1900–1903).