Под стук колес

— Не можете или не хотите? — И снова властная прямота требовала четкости в ответе и выдавала в нем человека, привыкшего подчинять и распоряжаться. И, пока Ксения искала вежливую отговорку, Юдин коротко уронил:

— Жду вас после конференции у выхода. Внизу у выхода. Договорились?

Он уходил от нее легким уверенным шагом, но было в походке непонятное, еле заметное поигрывание телом, молодецкое и нарочитое, и оно настораживало. Юдин поплотнел, потерял былую спортивность. Может, поэтому походка показалась незнакомой? Или он чувствовал, что Ксения уткнулась взглядом ему в спину, и работал на этот взгляд? Но это было бы совсем смешно. Да и невероятно: слишком серьезным и своенравным человеком слыл Юдин, чтобы оттаять от случайной встречи с женщиной и позволить себе отступление от своего «я». Да и нравилась ли она ему по-настоящему? У нее был неподатливый характер, колкий язык и привычка во всем ему перечить, что вызывало в нем острое желание оставить последнее слово за собой. Он натыкался на ее слова-колючки, отступал, больно уколовшись, и снова бросал вызов и ждал очередной шпильки. А шпилек он не любил, и поэтому едва ли подпустил бы близко к сердцу.

Ну, а если и захотелось ему пройти по фойе бодрым, и подтянутым, если и работал вольно или невольно на ее взгляд? Что в том грешного? Кому не по сердцу оброненный вслед неравнодушный взгляд? Сердце остается молодым, даже когда дает перебои.

После конференции засидевшийся народ рванулся к гардеробной. Толкаться среди заводчан не хотелось, и Ксения на время отошла к окну. За поседевшими стеклами лежало серое ледяное поле Урала. Дворец высился на берегу и смотрел на реку прямо и сухо, словно стыдился опустить взгляд себе под ноги: там сквозь скупые сугробы уже пятый год торчали бетонные блоки недостроенной набережной. Ветер спотыкался о чугунные скелеты фонтанов и будущих парапетов, сметал с них снег и заметал снова. С грустью подумалось, что неплохо бы тысяче пришедших на конференцию выйти сюда на четыре часа и уложить все плиты. Наверно, за два года — две конференции — справились бы, и Дворец не прикрывал бы стыдливо свои квадратные глаза шелками драпировок. Ксения на миг представила тех, кто сидел в зале, под тяжестью бетонных балок, в брезентовых рукавицах, и тут же вспомнила, что все эти наивные расчеты уже приходили ей в голову то ли год, то ли два назад. И снова, как и тогда, стало жалко и Дворец, и неприбранный берег, и полуголую землю, изрытую, тосковавшую по большому снегу, и малолетки-клены, которые даже на пронзительном ноябрьском ветру еще удерживали редкие скрюченные листочки и трепетно доказывали: они принялись, они живы, они уже целое лето зеленели.

Ветер за стеклами постанывал и поскуливал. Глухо хлопала входная дверь, в фойе становилось тише. Ксения оглянулась и увидела мелкокурчавую голову Юдина почти рядом.

— Вы случайно не надеялись, что я уйду?

— А вам непременно надо знать правду? — Они осторожно нащупывали давний, накатанный, шершавый тон их бесед. Ксения торопливо одевалась, словно пальто и шапка могли защитить от цепкости юдинских глаз, и втайне досадовала, что скованность чувствовала лишь она, а он как ни в чем не бывало вышагивал рядом и открыто разглядывал ее.

— Куда держим путь, Игорь Леонидович?

— Куда-нибудь в тепло. В кафе, например, если нет возражений. Возьмем сухого вина и гору фруктов и будем сидеть и смотреть друг на друга. Не так уж плохо, а?

Ксения утопила улыбку в приподнятом воротнике. Смешинки в ее глазах Юдин принял за одобрение и озорно — давно бы так! — открыл двери кафе. Время было неопределенное — обед прошел, до ужина далеко — и кафе пустовало.

— Отлично! — потер руки Юдин. — Нам, пожалуйста, бутылочку шампанского и фруктов.

Женщина за прилавком холодно глянула на Юдина, остановила взор на узелке его галстука и язвительно спросила:

— Где бы я их, интересно, взяла?

— Так уж все и съели? Еще только осень на дворе.

— Так вот все и съела, — приняла упрек в свой адрес женщина.

Ксения стояла поодаль и, чтобы не рассмеяться, так и не отнимала воротник от лица. Юдин неумело пререкался. В другое время он взял бы покруче и не выбирал слова. Впрочем, решила Ксения, в другое время он и не пошел бы в кафе, а прихватил бы бутылку и банку кильки в томате, сел с друзьями где-нибудь в гараже, подальше от женских глаз и ушей, и всласть склонял неповоротливое начальство, жаловался на отсутствие запчастей к машине или сетовал на разногласие с детьми.

Ксения хорошо знала городские кафе и ожидала такого приема. Даже когда на нее из-за прилавка упал неодобрительный взгляд, она не испытала ни чувства стыда, ни неловкости, — лишь молча веселилась. Рассерженный Юдин потянул ее в кафе через улицу. Там повторилось то же самое.

— Красивую жизнь ищут в ресторанах, — кинули из-за стойки и отвернулись.

— Я же у вас, в конце концов, не черной икры прошу! Обыкновенных яблок! Согласен на уральские, только вымойте.

Маленькое смуглое лицо обиженно взошло над стойкой:

— Да поймите вы, молодой человек, нет у нас ничего!

При словах «молодой человек» Юдин смущенно заморгал, и всю его самоуверенность как рукой сняло. И Ксения внезапно зашалила.

— Не волнуйтесь, — сказала она приветливо. — Мы из народного контроля, очередная проверка. А вам, Игорь Леонидович, не к лицу всех разыгрывать. Это уже перестает быть смешным — в каждом кафе одно и то же. Извините, Любовь Петровна.

— Так бы и сказали, что народный контроль, — отходчивым голосом откликнулась смуглолицая. — Актер, что ли? Садитесь вон в тот угол.

Юдин шепотом спросил, откуда Ксения знает эту женщину. Ксения взглядом показала на табличку: «Вас обслуживает Любовь Петровна Шмыгина».

Через пару минут они уютно сидели в дальнем углу почти пустого кафе. В бокалах искрилось шампанское, в маленькой тарелке лежало несколько засахаренных ломтиков лимона — все, что нашлось в холодильнике.

— Однако вы бывалая женщина, — восхитился Юдин. — Вот уж не ожидал.

— Это я с перепугу. Вдруг бы вы меня потащили в такой холод еще куда-нибудь. Признаться, я так озябла, что предпочла бы стакан горячего кофе.

— Но я боюсь подходить к стойке! Что, если попросит удостоверение контролера?

— Меня это не касается. Вы хотели в кафе? Я вам помогла. Дальше полагаюсь на вашу мужскую находчивость.

Юдин и Ксения разговаривали вполголоса и сидели с самым серьезным видом, пересмеиваясь только глазами. Они, как два бедокура, остерегались смотреть в сторону стойки. Юдин даже сел к ней спиной, а Ксения порой выхватывала молчаливое невнимание смуглолицей женщины в кружевном колпаке-цилиндре.

Разговор складывался лохмато и вяло, из случайных вопросов, которые слетали с языка лишь затем, чтобы срочно залатать то и дело возникающие паузы.

— Что вынесли с конференции, Игорь Леонидович?

— Что надо хорошо работать, Ксения Антоновна.

— А с прошлогодней?

— Что сегодня работать надо лучше, чем вчера.

— Не много, но уже кое-что.

— Неужели бывает меньше?

— Мои соседи, например, все четыре часа проиграли.

— Во что?

— В «балду».

— Что это такое?

— Классическая игра прозаседавшихся. Неужто не знаете? Боже, какая невинность! Вы кто?

— В каком смысле?

— Какой вы пост занимаете?

Юдин на миг прижал к губам край фужера и нехотя, чуть помедлив, ответил:

— Начальник цеха.

— Поразительно. Как вы поднялись на такую ступень и прошли мимо «балды»? Неужели ни разу не тянуло спать на заседаниях?

— Вы меня совсем заинтриговали.

Ксения вырвала из рабочего блокнота лист, набросала карандашом сетку, внесла первое слово и объяснила игру, знакомую со студенческих лет.

— Гениально, — ухмыльнулся Юдин и, издеваясь над собственной неосведомленностью, примолк в поиске хода. Карандашом он мелко постукивал по столу, и женщина за стойкой, если раньше, может, и сомневалась, то теперь, конечно, поверила, что в дальнем уголке кафе сидят деловые и чем-то очень озабоченные люди.