Под сводами высокой лжи

– Может, и у нас в стране так же? Просто мы не замечаем этого?

– Не знаю, – пожал плечами Юрий. – Нет, пожалуй, у нас не так, совсем не так. И в Европе не так.

На берегу было полным-полно всевозможных речных судёнышек, многие из которых давно уже не спускались на воду и служили пристанищем для тех, кто хотел получить за небольшую плату ночлег на Ганге.

Юрию улыбнулся и тронул Таню за плечо:

– Смотри!

Он указал на светловолосую девушку, почти девочку. Одетая в вызывающе открытый купальник европейского пошива, она стояла на носу прогнившей баржи и бросала в Ганг латунную посудину на верёвке. Ловко управлялась с той посудиной, она поднимала её на борт, жадно выливала воду себе на голову, в блаженстве запрокидывала голову и снова швыряла верёвку вниз. Некоторое время они покачивались на волнах напротив девушки, а она всё обливалась и обливалась, как заворожённая. На её груди пылал золотой католический крестик.

– Здесь куча европейцев, – сказал Юрий. – Складывается впечатление, что многие стремятся стать отшельниками, носят оранжевую одежду, спят на циновках, бреют голову.

– Мода на индуизм была всегда, – ответила Таня.

Обогнув пару лодок, с которых только что сбросили в воду мертвецов, они вскоре подплыли к тому месту, где грудой лежали бревна и доски. Около костров топтались служители священного ритуала кремации.

– Глянь, – удивилась Таня, – никаких тебе церемониальных костюмов. Совсем обыденно, даже чересчур.

Люди, занимавшиеся кремацией, были одеты в промокшие от пота майки, короткие просторные штаны или же в обмотки. Они суетливо носили дрова из грузовых баркасов.

– Давай чуть подальше, – Юрий тронул лодочника за локоть. – Вон туда.

Перед стенами храма происходило трупосожжение. Множество любопытных сидело на ступенях, поднимавшихся от реки вверх к храмовым воротам. По этим же ступеням бродили худые коровы, вылизывая грязные камни. Какая-то собачонка с облезлым хвостом выгребала что-то из груды остывших углей, возможно, несгоревшую часть человеческого тела. Одинокая молодая женщина сидела возле завёрнутого в цветную материю мужчины и поглаживала тонкой рукой его лицо. Казалось, она успокаивала его, убаюкивала. Её лицо не выражало горя, на нём лежала печать торжественного спокойствия. Рядом с той женщиной не было никого из родственников, она одна провожала умершего мужчину. Чуть в стороне группа сосредоточенных стариков держала над водой укутанного в белый саван мертвеца. Черпая ладонями воду из реки, они опрыскивали ею усопшего. Ещё дальше на волнах покачивалась лодка, из которой пытались вынести покойника на берег. Его уже приподняли, но он выскользнул и громко стукнулся головой о борт.

Немного в стороне на сложенных дровах лежал другой умерший – его уже заканчивали обкладывать ветвями деревьев.

– Остановимся, – попросила Таня.

Седовласый старик взмахнул связкой хвороста. Его товарищ, живо жестикулируя, судя по всему, велел старику размахивать получше, чтобы огонь разгорелся быстрее и был виден отовсюду. Собравшиеся возле костра певцы начали петь, иногда покрикивая и прихлопывая в ладоши. Пели они очень слаженно, громко, почти задорно. Все были весьма почтенного возраста, но их лица выражали не скорбь, а радость. Поголосив минуты три, певцы разом замолкли. Пламя костра вспыхнуло ярче. Теперь под треск дров затянул песню самый старый из присутствовавших. Через его лоб тянулись две проведённые жёлтой краской горизонтальные полосы. Он пел задумчиво, закрыв глаза, широко открывая рот. Он пел для того, чтобы подсказать душе, что ей надо последовать за дымом и подняться от погребального костра к небесам.

Огонь окутывал покойника с неохотой.

Одна нога, уже почерневшая от пламени, то и дело вываливалась из костра. Её приходилось заталкивать палками обратно, но она упрямо выскакивала из-под поленьев наружу, будто покойник насмехался над стараниями живых людей.

Юрий спросил лодочника:

– Долго сгорает труп?

– Часа три-четыре. Я слышал, что многие родственники не ждут окончания процедуры, уходят от костра сразу после того, как огонь разойдётся.

– Почему?

– Не могут сдержать своих слёз. А индусы считают, что слёзы родственника мешают гореть погребальному костру.

Юра повернулся к Тане:

– Насмотрелась? Поедем?

– Пожалуй.

– А вот хозяин пришёл, – негромко сказал лодочник и указал на только что появившегося на территории крематория крупного мужчину в белой рубахе и белых штанах в тонкую коричневую полоску. Его волосы были гладко расчесаны на пробор и мелко завиты за ушами.

– Раз в неделю он приходит сюда просеивать пепел. Не сам, конечно, а его работники. Вон они корзины несут.

– Зачем он просеивает пепел? – спросил Юрий.

– Ищет золото.

– Какое золото?

– Кольца, украшения, серебряные и золотые зубы. Да, да, это целое дело.

За хозяином лениво шагали люди с большими грязными корзинами, у некоторых в руках были лопаты. Хозяин взошёл по доскам на ближайшую лодку с навесом и устроился на корточках в тени. Рабочие принялись разгребать лопатами пепел. Набросав его в корзины, они спускались в реку и там стоя по пояс в воде, окунали корзины в воду Пепел всплывал на поверхность и плавал густой кашей. Изредка рабочие вынимали что-то из корзин и протягивали хозяину. Юрий не смог разглядеть, что это такое. Возможно, золото, возможно, просто прибрежный камешек.

– Пожалуй, их улов не всегда велик. Татьяна посмотрела на часы.

– Нам пора…

Вернувшись к тому месту, откуда началось их плаванье, они с удовольствием выбрались из лодки.

– Ноги гудят, – засмеялась Таня, – затекли.

Юрий достал из кармана бумажные деньги и протянул лодочнику.

– Спасибо, господин, – индиец сложил ладони перед своим лицом и несколько раз поклонился.

Юрий обнял Таню, поцеловал её в щёку и потянул за собой.

– Пойдём.

Неожиданно лодочник остановил его, взяв за локоть:

– Господин, извини меня.

– Что?

– Господин, – проговорил индиец, – вон тот человек хочет поговорить с тобой, – он указал на голого старика, почти совсем чёрного от загара. – Это один из здешних очень почитаемых дервишей.

– Почему ты думаешь, что он хочет поговорить со мной?

– Он показал на тебя рукой. Юрий засмеялся:

– Нет, спасибо, я не нуждаюсь в предсказаниях.

– Не отказывайся, господин, – настаивал лодочник. – К этому старцу приходят многие, но сам он никогда никого не зовёт к себе.

Юрий посмотрел на Татьяну:

– Ну что? Клюнем на такую уловку? Потратим минутку?

– Грешно отказать дервишу, находясь в Бенаресе, – улыбнулась она и подтолкнула его.

Старик сидел на облитой водой каменной плите. Седая борода выделялась на тёмном теле. На его лысой голове сверкало солнце. Подойдя к старику, Полётов сложил ладони на индийский манер и слегка поклонился. Тот улыбнулся и поднёс сложенные ладони сначала к груди, затем ко лбу.

– Он говорит, господин, что узнал тебя и хочет рассказать тебе нечто, – перевёл лодочник, когда старик забормотал что-то на хинди.

– Если он насчёт предсказаний, то мне ничего такого не нужно, – поспешил отказаться Юрий.

– Он говорит, что рад снова встретиться с тобой через столько лет, – перевёл лодочник слова дервиша.

– К сожалению, он ошибается, я не знаком с ним и никогда не был раньше в Индии.

– Вы встречались несколько сот лет назад, – продолжал переводить лодочник, а на лице его проявлялось всё больше и больше откровенного изумления. – Вы были близкими друзьями, отважными воинами, служили в древнем царстве. Он говорит, что ты раскрыл ему глаза.