Под сводами высокой лжи

– В каком смысле?

– Ты помог ему проникнуться духом смерти, он перестал её бояться… Так говорит этот старик… Ему надо верить… Но в той жизни с тобой произошла беда, господин. Ты отступил от той мудрости, которую носил в сердце. Ты потерял равновесие, поддался ярости. Ты погиб, господин…

Переводчик почти с ужасом смотрел на Полётова. Его изумление не знало пределов. Похоже, он никогда не слышал, чтобы здешний дервиш обращался с подобными словами к европейцу.

– И он рад, – сказал лодочник, – что ты смог снова подняться из праха.

– Передай ему, что я благодарю его за внимание к моей персоне, – ответил Полётов.

– Он видит, что ты не веришь ему, господин. Но он не обижается на тебя. Он знает, что в твоём сердце живёт великая подозрительность. Он знает, что ты ведёшь двойную жизнь и что это убивает тебя.

Юрий посмотрел на дервиша с интересом.

– Почему он думает, что я веду двойную жизнь?

– Он просто знает это. Он говорит, что ты и в этой жизни выбрал путь воина, но теперь это не твой путь, – растерянно проговорил лодочник.

– Какой же путь я должен выбрать?

– Путь жизни…

Юрий переглянулся с Татьяной и обратился к переводчику:

– Скажи ему, что я пишу книги. Разве это плохо?

– Он настаивает, что ты выбрал путь воина, – перевёл лодочник, внимательно выслушав слова дервиша. – Не имеет значения, во что облечены твои действия. Ты должен стать другим. Просто жить. Тогда придёт радость.

Дервиш протянул руку и коснулся ладони Юрия. Впервые за всё это время Полётов вдруг испугался. Ему сделалось не по себе.

Старик произнёс что-то, переводчик сказал:

– Он благословляет тебя.

Юрий кивнул, а лодочник попросил:

– Господин, оставь мне что-нибудь на память. Этот святой человек очень уважаем здесь. Если он сказал о тебе такие важные слова, значит, это правда. Как же в таком случае я могу не взять от тебя чего-нибудь на память? Самый простой предмет из твоих рук будет для меня большим подарком. Подержи хотя бы этот камешек, – он подхватил небольшой камень из пыли и протянул его Полётову, – подержи, господин, и подари его мне.

Юрий взял камешек, покрутил его в руке и подал его лодочнику.

– Благодарю тебя, господин, – широко заулыбался тот и сложил ладони перед своим лицом.

Дервиш засмеялся, наблюдая за этими действиями, и ещё раз коснулся руки Юрия. Он что-то пробормотал на прощанье и жестом показал, что Полётов должен идти. Индийцы умеют очень красиво двигать руками, особенно кистями рук, делая это проворно, элегантно, и каждый жест их всегда понятен.

– Вот и побеседовали, – сказал Юрий, быстрым шагом уходя прочь и увлекая Татьяну за собой.

– А он озадачил тебя, Юрка! – воскликнула она.

– Не то слово. Просто в тупик поставил. Денег не просил. Выгоды ему никакой. В приятели не набивался… Ну, допустим, жили мы с ним пару веков назад вместе, дружили, воевали бок о бок… Объясни, что кроется за его словами?

– Не знаю, милый, не знаю. Мы же в Индии. Здесь всё не так, как у нас.

– И что? Нет, ты объясни, какой ему прок от меня?

– Слушай, ты разве не можешь смотреть на мир иначе? – возмутилась Таня.

– Как?

– Забыв о службе!

– При чём тут служба? – Полётов понизил голос.

– При том, что ты всех подозреваешь в чём-то! Ты разучился верить в искренность, всюду видишь подвох.

– Неужели? – Юрий остановился. – Ты и вправду так думаешь? Я на самом деле такой?

– Да! Такой! Ты всё время в седле! Всё время с пистолетом в руке!

– Ты заблуждаешься. Я никого не подозреваю ни в чём…

– Это ты заблуждаешься, милый. Может, ты не заметил, но твой первый вопрос был: «Какой этому дервишу прок от меня?»… Тебе даже на секунду в голову не пришло, что старик мог говорить правду. По крайней мере то, что он думает. Ты сразу ощетиниваешься внутренне: зачем эти слова, что за этим таится, кто под тебя делает подкоп? Юра, опомнись! Мы же на отдыхе! Нельзя так!

Он стоял смущённый и подавленный.

– Со мной трудно жить? – спросил он через некоторое время.

– Ужасно!

– Но ты же живёшь со мной.

– Потому что люблю тебя. Но не того, который всё время настороже, а другого. Писателя, художника, мужчину, человека… Пойдём, иначе на автобус опоздаем…

Они молчали почти всю дорогу. В гостиницу приехали только вечером.

– В бассейн сходим? – спросил Полётов.

– Не знаю, – Таня пожала плечами. – Кажется, я здорово перегрелась. Устала. Не хочется ничего.

– Пойдём, – попросил он.

Они переоделись и спустились вниз. Небо давно погасло, светили фонари. В бассейне кто-то лениво плескался. Вода колыхалась голубой подсветкой, манила в свои прохладные недра.

– Какое спокойствие, – прошептала Татьяна.

– Принести что-нибудь выпить?

– Соку… И пива, пожалуй.

Юра кивнул и сбегал в бар. Через пару минут он уже сидел на топчане возле Тани.

– Как ты? Полегче? – Спросил он.

– Угу, – она с наслаждением глотнула пива, – только всё-таки душновато.

Искупавшись, они вернулись в номер. Таня скинула купальник и пошла в душ.

– Ужинать будем?! – крикнул Полётов.

– Не хочу, – донеслось из ванной.

Он поднял трубку телефона и заказал шампанского.

Выйдя из душа, Таня увидела блестящее ведёрко, набитое мелко наколотым льдом, из которого торчала зеленоватая бутылка.

– Шикуем? – улыбнулась Таня. Она была завёрнута в мокрую простыню. Голое тело отчётливо проступало сквозь налипшую ткань.

– И занимаемся любовью.

– Сударь, не много ли удовольствий для одного дня? – Она прошлёпала босыми ногами по прохладному каменному полу, остановилась перед Юрием и распахнула простыню. – Не будешь ли ты завтра разбитым?

– Мы же не разбивать будем друг друга…

– А что же мы будем делать? – Таня разжала руки, и мокрая простыня тяжело упала к ногам.

– Ты обворожительна.

– Узнаю голос писателя…

Она бросилась на кровать лицом вниз и с наслаждением вытянулась. Жёлтый свет ночной лампы ровным полукругом очерчивал спину и плечи женщины. Юра прилёг рядом, положив голову ей на поясницу. Расслабленной рукой погладил Татьяне ноги.