Под Южным крестом

Отряд молча выстроился около ямы, на дне которой был насыпан слой риса с солью. Труп собаки, завернутый в дорогие ткани, опустили в могилу и насыпали на него несколько пригоршней рису, в который было добавлено немного золотого песку. Это была жертва богам, чтобы они благосклонно приняли душу умершего пса и отвели ее в собачий рай.

Могилу зарыли под звуки похоронных напевов, которые были исполнены всеми присутствующими. Заранее был приготовлен огромный толстый столб в три метра высотой. Унопати поставил его на могиле и обвешал головами кабанов и оленей, погибших на охоте от зубов доблестного пса. Затем базир привел жирную свинью, которую вождь обезглавил ударом паранга. Это была очистительная жертва, и Туммонгонг заключил обряд громким восклицанием:

— Здесь будет пантах, я навешаю здесь голов. Объявляю это место помали (священным). Покойся в мире, верный товарищ! Мы за тебя отомстим!

Толпа шумно вернулась в кампонг, испуская яростные крики. Только опечаленный вождь шел молча, окруженный европейцами.

Наконец он заговорил тихим, робким голосом, обращаясь к Андрэ:

— О мой белолицый брат, смерть потомка Патти-Палаганга — невосполнимая потеря для нас. Мое сердце опечалено, мои губы не в силах улыбаться. Не к добру эта смерть, я чувствую это. Мы восторжествуем, но с одним из нас случится несчастье.

На другой день даяки, количеством сто человек, выступили из крепости под предводительством пяти друзей. Отряд, в изобилии снабженный припасами, должен был идти к Батанг-Лупарским горам и соединиться с двумя другими небольшими отрядами, высланными с северо-востока и северо-запада от племен, подвластных радже, но восставших по призыву Андрэ.

После утомительного двухдневного пути по дороге, размытой непрерывными дождями, отряд остановился возле золотого прииска, по всем признакам покинутого. Но пусть не подумает читатель, что прииск на Борнео хоть сколько-нибудь напоминает богатые золотые россыпи Калифорнии, Австралии или даже Гвианы. Далеко нет. Правда, благородного металла очень много на острове, но способ добычи его слишком первобытен. Промывка практикуется только ручная, в кадках. Впрочем, золотоносный песок на Борнео содержит много золота, и даже при такой промывке оно добывается там в огромном количестве.

Настала ночь, одна из тех мглистых тропических ночей, когда путника обволакивает густая пелена непроглядного мрака, сквозь эту пелену не слышно лесного шума и не видно мерцания звезд.

Плотная насыщенная сыростью атмосфера наводила на все какое-то оцепенение. Цепенели даже гигантские тропические деревья, цепенели даяки, привычные к родному климату. Парило, как перед грозой, и действительно собиралась ужасная экваториальная гроза, во время которой разнуздываются и свирепствуют стихии.

Вокруг лагеря расставили часовых, которые расположились как можно удобнее в ожидании бури. Вскоре лагерь погрузился в глубокий сон.

Не заснул один Фрикэ. На парижанина атмосферное давление подействовало иначе, чем на остальных. Он, как кошка, почувствовал нервное возбуждение. Чувства его были крайне напряжены; ему слышались какие-то странные звуки, мерещились чудовищные образы. Даже обоняние было раздражено, и ему чудился запах диких зверей, запах чего-то враждебного, угрожающего, как будто запах засады.

— Как жаль, что собака Унопати погибла, — сказал он про себя. — Вот умела разнюхивать малайцев! Наши теперешние собаки никуда не годятся по сравнению с ней. Будет очень кстати, если я всю ночь глаз не сомкну. Все спят, как убитые и храпят на разные лады: Пьер ворчит, точно винт парохода, у доктора в носу как будто кларнет свистит, Князек гудит, как труба, а господин Андрэ дышит быстро-быстро, точно бежит куда-то… Фу, до чего расходились нервы! Рубашка обжигает тело, а в руках и ногах такая тяжесть, что просто не знаю, куда деваться… Отличная ночь для засады… Хорошо бы сделать небольшой обход… А что мешает? Возьму и пойду.

У Фрикэ дело всегда следовало за мыслью. Он осторожно, боясь нашуметь, зарядил револьвер, нащупал нож, положил карабин на то место, где лежал сам, и пополз в темноте.

— Мало ли что может случиться, — прошептал он. — Ружье хорошо днем, а ночью мешает, потому что занимает обе руки. Револьвер гораздо удобнее. С ним можно бесшумно ползти на четвереньках и пустить в кого угодно хорошую пулю.

Испытав по воле судеб всевозможные приключения, одно другого удивительнее, Фрикэ стал замечательным следопытом. В умении отыскивать следы он нередко одерживал верх даже над первобытными жителями девственных земель. Впрочем это явление довольно обычное: европеец, если захочет, всегда может отточить инстинкт и хитрость лучше дикаря. Примеров можно привести сколько угодно: французские солдаты в Африке научились выслеживать бедуина не хуже ищеек; английские скваттеры в Австралии отлично гонятся по пятам за местными скотокрадами; можно напомнить баснословные подвиги канадских охотников и героев Дальнего Запада, прославленных Майн-Ридом и Купером; наконец, стоит припомнить французских золотопромышленников в Гвиане и так далее.

Тропическая природа почти не имела тайн от Фрикэ. Он полз вперед, извиваясь в траве, как змея, огибая встретившийся ствол, бесшумно проползая под нависшей лианой, удерживая дыхание и даже не вздрагивая, если под руку попадалось пресмыкающееся или колючка царапала тело.

Таким образом он описал около места стоянки полукруг в триста пятьдесят метров. Это путешествие продолжалось часа полтора. Несмотря на темноту, ему удалось сделать так, что полукруг был описан почти с математической точностью и его радиус не превысил ста метров.

Фрикэ окончательно убедился, что маленькое войско попало в засаду. Враги были близко и бодрствовали, это не вызывало сомнения. Его чуткий слух улавливал почти неприметный шелест, причина которого была ясна. Остановившись у корня огромного дерева, он услыхал характерный звук плевка. И действительно, в двух метрах от него кто-то сплюнул. От слюны шел едва приметный запах, и Фрикэ сейчас же понял, что это значит. Пахло бетелем, а жевать бетель мог только малаец.

Нужно было как можно скорее вернуться назад и поднять в лагере тревогу. Фрикэ предстояла нелегкая задача сделать это незаметно для врагов. К несчастью, в это время начал накрапывать дождик; по листьям застучали крупные капли. Фрикэ понадеялся, что под шум дождя можно будет ползти скорее, и попал в самую гущу врагов. Две сильные руки схватили его за одежду и это разом выдало его инкогнито. Его нельзя было принять за своего: «свои» были все голые.

Сильным движением он вырвался из державших его рук, начал стрелять направо и налево и громким голосом закричал:

— К оружию! .. Неприятель! ..

За этим призывным криком раздался яростный вой, покрытый оглушительным раскатом грома. Небо от запада к востоку прорезалось ослепительной молнией, и при свете ее Фрикэ увидал себя окруженным густою толпою малайцев. Парижанин понял, что погиб.

Он попробовал броситься на врагов и пробиться к лагерю. В другое время это ему, быть может, и удалось бы, потому что он был очень силен, почти невероятно силен, но на этот раз он ничего не мог сделать. Ему показалось, что его плотно охватила какая-то невидимая сеть, и он почувствовал, что его связывают, затыкают ему рот и уносят куда-то с невероятной быстротой.

ГЛАВА VII

Фрикэ уносят в лес. — Бегство. — Падение в тигровую яму. — Приятная компания. — Чьи эти глаза? Уж не тигра ли? — Tete-a-tete с мертвым оленем, больным орангутангом и нетерпеливым тигром. — Четыре метра ниже уровня земли. — Царь природы читает мораль царю лесных дебрей. — Фрикэ-сапер. — Завтрак из сырого мяса. — Геркулесова работа. — Последняя капля воды. — Фрикэ спасает жизнь своему предку. — Отдых парижанина в обществе тигра и обезьяны.

В эту минуту гроза разразилась со всей силой, и Фрикэ среди оглушительного грома не услышал знакомого звука выстрелов из карабинов Ваттерли-Гинара. Он не знал, донеслись ли до лагеря его крики и выстрелы из револьвера, не знал, успели ли европейцы и даяки приготовиться к отражению нападения малайцев. Как всегда, парижанин забыл о своем бедственном положении и думал только об опасности, которой подвергались его друзья и союзники.