Под знаком мантикоры

– Я их у вас заберу, – сказал Фернан тоном, не допускающим возражений.

– Конечно. – С плеч мастера Луиго словно гора свалилась. – Я рад от них избавиться. Сейчас принесу. – Мастер Луиго начал вставать из-за стола, но его опередила Лукреция:

– Не надо, отец! Их там нет. Я взяла их сегодня утром. Хотела отнести на квартиру Шейра и спрятать. Думала, так безопаснее, но там были какие-то люди и…

– Это мои люди, – успокоила девушку Рийна.

– Так вот как нас нашли… – протянул оружейник.

– Кстати, почему вы сразу не пришли ко мне? – поинтересовался Фернан.

– Мы боялись. Ждали, когда все утихнет.

– Тот человек… – произнесла Лукреция, – доставший бумаги… Шейр обещал ему защиту. Когда г'ьето тего умер, я попыталась связаться с тем посредником. Но он был уже мертв. Его тоже убили.

– Вы знаете его имя?

– Я знала, где он живет. И звание. Он был лейтенантом.

– Я не слышал, чтобы в последнее время убивали офицеров, – недоверчиво прищурил глаза Фернан.

– Убийство или несчастный случай… какая разница, сеньор, если итог один? – хмуро бросил отец Лукреции. – Утоп, упал с лошади или подавился печеньем… Если дело обтяпать мастерски, никто не подкопается.

– Я не успела ничего узнать.

– И слава Спасителю. Тебя могли убить.

– Но убили его! И еще я слышала, что чужеземца, который с ним разговаривал, зарезали прямо на улице.

– Ка-а-акого чужеземца?

– Андрадца, сеньор.

– Жерар де Альтеньи?!

– Не знаю. Наверное, да. Я слышала, что он посол.

Пр-р-риехали! Фернан мысленно выругался.. Определенно все становилось на свои места. А точнее, наоборот… запутывалось еще сильнее. Один и тот же человек вначале передает бумаги Шейру, затем разговаривает с послом об Ордене Мантикоры – и в итоге все трое умирают. Разгадка была прямо под носом, но маркиз не мог ее разглядеть.

– Лейтенант разговаривал с послом?

– Да. Он приезжал к нему в дом. Я как раз набралась смелости, чтобы войти и…

– Вот они. – Из комнаты Лукреции вышел ее брат и принес маленький ящичек.

Фернан откинул крышку и достал документы. Они были двух видов. Тонкая часть – пожелтевшие и потрескавшиеся от времени листы. Всего шесть штук. Очень мелкие, едва различимые из-за ветхости бумаги буквы. Скорее всего, именно это и есть то, что Святой Агусто списал из дневников самого Великомученика Себастьяна. Толстая часть стопки – белая и совсем новая бумага. И почерк другой – крупный и размашистый. Тут не экономили и не мельчили. В глаза бросилось огромное количество цифр.

– Что там? – с любопытством спросила Рийна.

– Не знаю, – вздохнул «василиск» и протянул жене один из листков. – На этом языке я читать не умею. Староиренийский. Точнее, староцерковный.

– Вижу. Здесь я тоже бессильна.

Собственно говоря, это был язык времен Спасителя. Выдержки из дневников Великомученика Себастьяна написаны на староцерковном. Да и эти бумаги с цифрами… Дураку понятно, что их написали недавно, но и тут использовали древний язык. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Фернан давно уже знал, что почти вся внутри церковная переписка ведется на староиренийском. В мирской жизни его мало кто помнит, и за сохранность тайн, поведанных бумагам, можно не опасаться.

– Рийна, а Шейр знал этот язык.

– У него было достаточно времени и любознательности, чтобы выучить.

– Боюсь, что у меня этого времени нет.

Они покинули дом мастера Луиго, когда стемнело. Перед уходом, несмотря на протесты хозяина, Фернан оставил на столе тугой кошелек, а Рийна передала Лукреции перстень с изумрудом. Для девочки.

Дождь уже не падал с небес сплошной стеной и стучал по шляпе маркиза с ленивой грацией сытого тигра. Было свежо и сыро. Рийна ежилась, куталась в плащ и молчала.

– О чем ты думаешь?

Она посмотрела на него, откинула капюшон и неожиданно улыбнулась:

– О Шейре. То, что сегодня случилось, – настоящее чудо! У него есть дочь! А ведь я думала, что кузен – последний в семье шан Гарьердес. И она уцелела! Ты понимаешь, что это значит для нашего рода и клана?!

Фернан понимал. Что поделать, если у ламий род соперничает с родом, а клан с кланом? Каждая потеря кровной ветви наносит урон престижу того или иного клана, а значит, снижает шансы глав рода на руководящие посты, влияние среди своих соотечественников и нарушает межклановую иерархию, что для зеленоглазых горцев, слишком болезненно относящихся к чести и долгу, смерти подобно.

– Мы обязательно позаботимся о девочке. – Это были единственные слова, которые сейчас следовало произнести.

– Что ты намерен делать с бумагами?

– Докопаться до истины.

– И это после того, что из-за них случилось?

– Именно поэтому я и хочу все узнать.

– Мне это не нравится. – Он не видел ее лица, ламия вновь набросила капюшон, но маркиз почувствовал, как она нахмурилась.

– Знаю. – Он совсем по-мальчишески усмехнулся.

– И я боюсь.

Фернан промолчал. Жена редко признавалась в том, что чего-то боится. Это не в обычаях ламий.

– Надеюсь, у вас хватит мозгов не сообщать о находке кардиналу, сеньор? – пробурчала Рийна, поняв, что муж не отступит. – Если только клирики прознают…

Продолжения не требовалось.

– После разгадки я уничтожу документы.

– Даже несмотря на то что это святая реликвия?

– Сколь она свята? Все экземпляры, кроме этого, вкупе с оригиналами дневников были уничтожены по приказу Папы много веков назад. Этот уцелел лишь потому, что его надежно спрятали. Понимаю, что глупо лезть в церковные тайны, но это следует сделать. Иначе я перестану себя уважать.

– Вот за это я тебя и люблю, – неожиданно сказала она.

– За что? – не понял Фернан.

– За то, что, в отличие от многих, ты еще способен на безумные и совершенно дурацкие поступки.

– Ты не путаешь меня с де Армунгом?

Рийна звонко рассмеялась:

– И после этого ты еще пытаешься отрицать, что не загонишь меня в гроб?! Да мне на роду написано умереть из-за любимого мужчины!

– Не говори так, – неожиданно серьезно бросил Фернан.

– Не буду, – легко согласилась она. – И все же… что ты намерен делать с бумагами?