Под знаком змеи.Клеопатра

Теперь, во всяком случае, имелось пятно крови на простыне, которое, как и надлежит, со смешками рассматривали ее подружки.

Клеопатра устроила для нас поистине царский пир в бывшем дворце ее брата и супруга. Обед состоял из одиннадцати блюд и сопровождался пением, музыкой и танцами. Больше всего мне запомнился поданный целиком кабан. Шкура его была обсыпана золотой пудрой, а под ней скрывались вкусные поджаристые кусочки.

Когда обед уже подходил к концу, появилась царица, в праздничном одеянии и в короне с уреем. Она пожелала нам обоим счастья и в качестве подарка вручила мне жезл Асклепия из чистого золота, весивший почти половину птолемеевского таланта. Аспазия получила золотую цепочку с медальоном, из карнеола, на котором был вырезан портрет царицы.

Перед уходом Клеопатра сказала, указав на мой подарок:

— Оба мы живем под знаком змеи — и врач и царица.

Она имела в виду змею, обвившую жезл Асклепия, и священную змею-урея на ее короне, которая с древних времен охраняла царей и символизировала также огненный глаз Ра, бога Солнца.

Этот обед, дорогие подарки и явная благосклонность царицы ввели в заблуждение Аспазию, которая решила, что и в дальнейшем жизнь наша будет проходить подобным образом: в золотом сиянии царской милости. Бедняжка была горько разочарована, когда в действительности все оказалось иначе. Я не собирался в угоду Аспазии попусту тратить свою жизнь при дворе, где моя должность личного врача была, конечно, очень почетной, но где в моей помощи почти не нуждались. Больше всего на свете я любил мою профессию, хотел, как и прежде, совершенствоваться в ней и исцелять людей.

Мы остались в Брухейоне еще на несколько недель. Аспазия приложила все усилия, чтобы завести здесь друзей. Это было для нее не так уж трудно, потому что она была, если хотела, очаровательной и приветливой, могла мимоходом болтать обо всем и ни о чем и при этом упомянуть вскользь, что прежде ее отец, а теперь ее брат были поставщиками посуды для царского стола. Она по-прежнему не испытывала никакого удовольствия от любовного акта и в четырех случаях из пяти находила целый ряд отговорок. Если у других женщин неблагоприятные дни случались раз в месяц, то бедную Аспазию природа мучила через каждые десять дней, а кроме того, у нее могла еще болеть голова или желудок, и все это мешало ей разделить со мной ложе. В это время я узнал еще одну сторону женской природы: по лицу мужчины они могут понять, что с ним происходит. Я торжественно клянусь, что никогда и никому не рассказывал и даже не намекал о своих проблемах с Аспазией. И все же Ирас прямо заговорила со мной о том, что так тяготило меня в то время. Она полностью изменила свое отношение ко мне. Если сразу после отъезда Алекса она обвиняла меня во всем, то теперь мне иногда казалось, что достаточно было бы двух-трех слов, чтобы возобновить между нами отношения, которые начались в Тарсе,

Это было в тот день, когда я лечил любимого садовника нариды — он чуть не отрезал себе палец садовыми ножницами. К счастью, палец вновь сросся, только перестал, двигаться.

Ирас была рядом, и потом мы вместе вышли в сад и уселись на красивую скамью из порфира и алебастра.

— Глядя на тебя, нельзя сказать, что в твоей семейной жизни все обстоит благополучно, — начала она разговор.

Я покраснел от смущения.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты не справляешься с Аспазией…

— Или она со мной! — возразил я.

— Это все равно. Во всяком случае, ты несчастлив, это каждый заметит. — Я горько рассмеялся.

— О нет, Ирас, не каждый. Ты первая, кто заговорил со мной об этом.

— Стало быть, я права?

Я кивнул.

— Почему я должен это скрывать от тебя? Я слишком поторопился с женитьбой и теперь думаю, что пошел на это только из уважения к семье.

— И ты примирился с тем, что будешь несчастным всю свою оставшуюся жизнь?

Это прозвучало как вопрос, и я ответил на него другим:

— А что я должен делать? Убить Аспазию? Отослать ее обратно к матери? Поколотить ее, чтобы она образумилась? Что ты мне посоветуешь?

— Займи ее чем-нибудь! Здесь полно услужливых рабов, и для жены личного врача может быть выполнено любое желание. У вас есть крыша над головой, есть что подать на стол, вы можете не отказывать себе в развлечениях. Прогулка на лодке? Пожалуйста! Игра в мяч прохладным вечером, поездка в Фарос, чтобы проиграть там в кости несколько драхм, — для этого всегда можно найти время и спутника. Мы с Шармион каждый день стараемся выкроить хотя бы часок посвободней, а твоя жена не знает, куда ей деть двенадцать часов днем, да и ночью она, похоже, тоже ничем не занимается.

Я молча опустил голову.

— Я права?

Большие темные глаза взглянули на меня с необычайной серьезностью. Я пошутил:

— Мы могли бы заставить ее ревновать…

— Как?

— Если бы ты впустила меня в свою комнату…

— Нет, — ответила она твердо и решительно. — Ты женат, и царица это вовсе не одобрила бы.

— Антоний тоже был женат, в то время как спал с царицей.

Этого мне не следовало говорить. Глаза ее загорелись от возмущения.

— Как ты смеешь сравнивать себя и меня с нашей божественной царицей и с императором? Врача и горничную — с Исидой и Дионисом? Неужели ты это серьезно?

— Успокойся, Ирас, это была шутка — довольно неудачная, прости.

И все же я и по сей день убежден, что Ирас уступила бы моей настойчивости, если бы я тогда проявил ее.

Наконец в моей лечебнице все было готово. Салмо не терпелось выступить в роли моего помощника, специально снятая квартира давно ожидала нас. Однако Аспазия с помощью хитрости и всевозможных интриг все задерживала наш отъезд из Брухейона. Ей даже удалось привлечь на свою сторону строгую Шармион, которая, в отличие от Ирас, не замечала, как обстоят у нас дела.

Высокая и стройная македонянка спросила меня однажды, почему мне так не нравится жизнь при дворе и зачем мне непременно нужна практика в городе.

— Здесь тебя все ценят, и царица к тебе благосклонна. Твоя жена тоже считает, что твое место здесь, а не за Стенами дворца. Из десяти твоих пациентов восемь обратятся к тебе просто из любопытства, потому что ты личный врач царицы.

— Я и останусь им, — заверил я ее, — а моя лечебница устроена с согласия царицы.

В качестве последнего средства, чтобы уговорить меня, Аспазия решила стать на некоторое время послушной и разыграла в постели страсть, которую она едва ли испытывала. В результате она забеременела, однако жалованье личного врача не было рассчитано на растущую семью.

Бедная Аспазия — именно ее старание уговорить меня любым способом и привело в конце концов к тому, что мы должны были переехать на нашу новую квартиру в городе, и ей пришлось стать домашней хозяйкой, а не блестящей придворной дамой, как она мечтала.

Ей пришлось примириться с этим, а ее беременность пригодилась ей в качестве предлога, чтобы вновь меня отвергать. На одном из семейных праздников, не помню, по какому поводу, Аспазия познакомилась с Рут, женой Салмо. И представьте себе, жена моего слуги сразу же отлично поладила с моей, несмотря на различие в их общественном положении. Моя лечебница находилась с восточной стороны Брухейона, недалеко от еврейского квартала, так что они могли видеться довольно часто.

Мои надежды на то, что рождение ребенка внесет наконец порядок в нашу семью, оказались напрасными — скорее, случилось совсем наоборот. Несмотря на обращение к харитам [45] и щедрые жертвы перед их алтарем, роды были долгими и болезненными. Схватки продолжались около двадцати часов, и под конец у бедной Аспазии не было даже сил кричать.

Во всем этом она обвинила вовсе не ребенка, а меня — так сказать, первопричину. Как только она пришла в себя, то поклялась мне, что ни за что не будет терпеть подобные мучения во второй раз. И если уж я не могу без этого обойтись, то мне придется использовать для любовных утех какую-нибудь рабыню. В ответ на такое однозначное высказывание я только покачал головой.

45

Хариты — в греческой мифологии богини красоты и радости, воплощающие вечно юное начало жизни.