Под знаменами Москвы

Глава VII На новых рубежах

Начавшийся торжествами по случаю победы над Новгородом 6980 (1471/72) год был наполнен тревожными и бурными событиями.

30 ноября 1471 г. в Москву прибыл на поставление архиепископ Феофил в сопровождении посадников Александра Самсоновича и Луки Федоровича (оба они — представители боярства Прусской улицы) ¹ . Приезд владыки на поставление — результат победы на Шелони. Одно из главных условий Коростынского мира — единство русской церкви — начало действовать. Прибытие посадников с Прусской улицы свидетельствовало о политической переориентации представителей этой группы новгородского боярства — победа Москвы заставляла их призадуматься.

15 декабря в Успенском соборе состоялось торжественное поставление Феофила в присутствии всех русских епископов, в том числе новых, только что поставленных: сарского Прохора, бывшего чудовского архимандрита, и пермского Филофея. Однако на церемонии, как и прежде в подобных случаях, отсутствовал епископ тверской. Тверь, выступившая в 1471 г. покорным союзником Москвы, продолжала занимать особое место в составе русских земель.

23 декабря новгородский архиепископ отбыл из Москвы, добившись освобождения взятых в плен тридцати новгородских бояр во главе с посадником Василием Александровичем Казимиром. Эти пленники оставались в заточении и после Коростынского мира: статья договорной грамоты об отпуске «нятцев» не распространялась на цвет новгородского боярства. Четырехмесячное заточение в московской «избе» ясно показывало отношение великого князя к руководителям феодальной республики. С другой стороны, их отпуск на волю по челобитью новопоставленного владыки должен был продемонстрировать нежелание московских властей обострять отношения с Новгородом (по крайней мере на данном этапе). 7 января 1472 г. владыка и освобожденные бояре были встречены Новгороде «с радостью», отметил новгородский летописец ² .

Получив в свои руки в результате Коростынского соглашения все Задвинье, московское правительство начинает укреплять и расширять свои владения на северо-востоке, уже не опасаясь никакой конкуренции со стороны новгородских «ватаг».

Зимой 1471/72 г на Великую Пермь посылается князь Федор Пестрый Стародубский «воевати их (местные племена. — Ю. А.) за их неисправление». 9 апреля 1472 г. («на Фоминой неделе в четверг») московские войска пришли к устью речки Черной (впадавшей в Весляну — левый приток Камы), «оттуду поиде на плотах и с конми» дальше, в Пермскую землю, а затем сухим путем, на конях — за Каму, на Чердынь, на пермского князя Михаила. Решительное сражение произошло на Колве (впадающей в Вишеру — левый приток Камы): пермский воевода Кач был взят в плен. После этого был занят Искор — главный город пермичей. На слиянии Колвы и ее притока Почки князь Федор Пестрый срубил новый городок и «приведе всю землю за великого князя», а местного князя Михаила и пленных воевод с трофеями послал в Москву ³ .

Чердынский поход 1472 г. (известие о победе над пермяками было получено в Москве 26 июня) — один из крупных этапов в истории освоения Северного Приуралья. В состав Русского государства вошла северная часть Пермской земли, и границы Руси теперь вплотную подошли к горам Северного Урала и бассейну Оби. В военном отношении поход показал умение русских войск действовать в сложных условиях горно-таежной местности, используя реки для перевозки не только пехоты, но и конницы (на плотах).

Подчинение Пермской земли (как и других северо-восточных окраин) власти Москвы — один из существенных моментов в истории создания многонационального Русского государства. Включение в его состав северо-восточных земель способствовало хозяйственному освоению края, сближению местных племен с русским народом, переходу их на новый, более высокий социально-политический и культурный уровень. Проявилась одна из важнейших особенностей процесса создания Русского государства: объединение земель шло параллельно с распространением политического, экономического и культурного влияния русского народа на малые народы окраин и их включением в состав складывающегося государства.

В изучаемое время развитие этого процесса было ограничено северо-восточной Европой — районом к северу от среднего течения Камы. Южнее располагалось мощное Казанское ханство с зависимыми от него землями Среднего Поволжья и Приуралья, к югу от Оки простиралось Дикое Поле — безлюдная степь между земледельческой Русью и кочевой Ордой. Казань и Орда держали в своих руках большую часть Восточно-Европейской равнины и Приуралья, Волжский водный путь и подступы к Черному и Каспийскому морям. Позднее, с конца XV в., когда разрушилась Орда, а особенно с середины XVI в., когда пало Казанское ханство — последний оплот Батыевой империи, положение существенно изменилось. Русская колонизация стала распространяться и на юг, и далеко на восток, пока не достигла берегов Черного моря и Тихого океана. Но в XV в., да и раньше, наметились основные характерные черты русского колонизационного процесса.

Подчинение малых народов большим, менее развитых — более развитым — таков жесткий закон ранних этапов истории человечества. Германские племена вытеснили кельтов с острова Британия, куда сами кельты попали в результате миграции с востока. Племена саксов шаг за шагом теснили и ассимилировали западных славян, продвигаясь от Эльбы к Одеру и дальше. Хорошо известна германская колонизация земель западнолитовского племени пруссов, земель Восточной Прибалтики, населенных балтийскими и финскими племенами. В сущности территории всех государств теперешней Европы и Азии образовались путем сложных миграционных и колонизационных процессов, в которых мирное проникновение сочеталось с экспансией вооруженной, хозяйственное освоение земель — с изгнанием или насильственной ассимиляцией аборигенов. История Руси не составляет и не может составлять исключения: законы исторического развития объективны и обязательны для всех. Тем не менее колонизационный процесс в каждой стране имел свои достаточно выраженные индивидуальные особенности.

Проникновение на остров Британия племен англов, саксов и ютов привело к полному исчезновению их предшественников — бриттов, которые были либо загнаны в глухие углы Уэльса и Корноуолла, либо вынуждены в массовом количестве бежать через пролив на материк, дав свое имя полуострову Бретань на западе Франции. Культура бриттов бесследно исчезла с острова, названного в их честь. На смену кельтам пришли германцы.

Экспансия саксов в Центральной Европе привела к германизации полабских и поморских славян (их следы остались только в топонимике, да и то в германизированном виде). Такая же участь постигла пруссов, которые безвозвратно исчезли, оставив свое название одной из германских провинций.

Народы Восточной Прибалтики, оказавшиеся под властью Ливонского ордена и поголовно превращенные рыцарями в крепостных, сохранили свое этническое бытие и свой язык, но почти полностью утратили первоначальную, догерманскую культуру, насильственно восприняв религию, письменность и многие обычаи завоевателей.

Малые народы и племена, которые были тесно связаны с восточными славянами еще до образования Древнерусского государства, вошли в его состав и в течение многих веков жили и живут бок о бок с русским народом, разделяя его исторические судьбы и сохраняя при этом в значительной мере свою культуру и свой язык. Ни долгие века феодальной колонизации, ни принятие христианства, ни бурные события XX в. не привели к исчезновению, например, племени весь (вепсы), о котором говорится в «Повести временных лет». Народы и племена, вошедшие в Русское государство в период его возрождения под знаменем Москвы — вогулы, югра (ханты, манси), пермяки, зыряне (коми) и др., в наши дни входят в состав суверенной республики — Российской Федерации — со своими политическими и культурными учреждениями. Все это было бы невозможно, если бы в течение пяти веков они не сохраняли свое национальное бытие, свое самосознание, свой язык. Но это значит, что русская колонизация XIV—XV вв. (точнее, включение этих народов в состав Русского государства) не привела к исчезновению малых народов, к их насильственной русификации, к их этническому и культурному растворению в массе русского населения. В составе Русского государства они остались самими собой, говоря на своем языке и живя на земле своих предков. То же можно сказать и о народах Среднего и Нижнего Поволжья, Среднего Урала, Сибири, Дальнего Востока, вошедших в состав России позднее, в XVI—XVII вв., — мордве, черемисе (чуваши и марийцы), татарах, башкирах, якутах, бурятах, хакасах и многих других. Таким образом, особенностью русской колонизации огромных пространств Восточной Европы и Северной Азии был ее относительно мягкий, если можно так выразиться, гуманный характер, не приводивший к уничтожению, изгнанию или насильственной ассимиляции местных народов. Этот существенный момент должен обязательно учитываться при изучении процессов расширения Русского государства в XV и последующих веках.

* * *

Победа над Новгородом укрепила не только политические, но и идеологические позиции Москвы. Отныне она не только главный город великого княжества, но и столица всей Русской земли. С осознанием и активной пропагандой этой идеи связано строительство нового Успенского собора в Кремле — патрональной святыни Москвы и всего воссоздающегося Русского государства. Старый Успенский собор, построенный митрополитом Петром при Иване Калите, пришел за полтораста лет в полную ветхость: «…блюдшеся падения, уже деревми толстыми коморы подпираху» ⁴ . Но речь шла не просто о постройке нового храма. По мысли московских властей, новый храм должен был быть возведен по образцу Успенского собора во Владимире. Построенный при Андрее Боголюбском и Всеволоде Большое Гнездо, этот шедевр русского зодчества XII в. остался непревзойденным. Несмотря на переезд митрополита в Москву, Успенский собор Владимира сохранял значение главного храма Русской земли — в нем происходили торжественные церемонии посажения на стол великих князей.

Перед мастерами Ивашкой Кривцовым и Мышкиным великий князь [22] поставил задачу: «Велику и высоку церковь сотворити, подобну Владимерской Св. Богородицы». «Мастери каменосечци» были посланы «во град Володимеръ… меру сняти. Они же… удивишася красоте здания». Новая одноглавая («об едином версе») церковь мыслилась даже большей — «шире и доле полутора саженью». Москва должна была стать не только подлинным политическим центром, но и церковным сердцем Русской земли, а новый храм — средоточием русского православия. Принятие за образец собора во Владимире, древней столице прежних великих князей, подчеркивало историческую преемственность основ нового государства, его связь с традициями домонгольского величия Руси. Это та же характернейшая линия на возрождение «старины», древнего могущества и единства Русской земли, которая настойчиво проводилась Иваном III в переговорах с мятежным Новгородом накануне Шелонского похода, и была одной из основ политико-идеологической системы нового объединенного государства.

22

В новейшей литературе высказывалось мнение (основанное, по-видимому, на тексте митрополичьей летописи), что митрополит Филипп решил «в одиночку, без участия великого князя, начать строительство нового кафедрального собора» — в этом проявилась «реакция церкви» на твердый политический курс Ивана III (Борисов Н. С. Русская церковь в политической борьбе XIV—XV веков. М., 1986. С. 166—167). В более осторожной форме та же мысль высказана авторами содержательной монографии об Аристотеле Фьораванти (Земцов С. М., Глазычев В. Л. Аристотель Фьораванти. М., 1985. С. 83—84). Однако в великокняжеском летописном своде подчеркивается, что новый храм возводился не только «хотением и многим желанием» митрополита, но и «с благословением же и с повелением» великого князя (ПСРЛ. Т. 25. С. 293). Невозможно себе представить, чтобы в начале 70-х годов XV в. важнейшее решение о возведении главного в стране храма принималось митрополитом «в одиночку, без участия великого князя», да еще и в пику ему — не таков был стиль отношений между светской властью и церковью в Русском государстве, весьма далеком от идеи независимой церкви. Да и в моральном авторитете столицы великий князь был заинтересован ничуть не меньше, чем митрополит.

Созданию нового храма с самого начала придавалось значение общерусского мероприятия. «Створи же митрополит тягину важную, с всех попов и монастырей збирати сребро на церковное создание силно», — пишет близкий к высшим церковным кругам летописец. Но дело не ограничивалось принудительным изъятием средств у монастырей и церквей: «…бояре и гости своею волею части своя имениа вдаша митрополиту на церковное создание» ⁵ . По сообщению Ермолинской летописи, между двумя крупнейшими московскими строителями — подрядчиками Василием Дмитриевичем Ермолиным и Иваном Владимировичем Головой Ховриным — возникла «пря» по поводу строительства новой церкви. В конце концов Ермолин «отступися всего наряда», а Иван Голова «почя наряжати». Это известие проливает свет на организацию строительного дела в Москве и свидетельствует об уже сложившейся традиции строительных подрядов.