Подари мне эту ночь

– Почему?
– спросил он, тяжело дыша, в то время как его пульс бился как барабан.
– Это все только ради денег? Ты ублюдок. Скажи мне, зачем ты это сделал!

Уоттс спокойно посмотрел на него.

– Потому что они предложили достаточно хорошую цену.

– А какая была еще причина?

– Больше причин не было.

И хотя Бен именно это и ожидал услышать, признание все равно было для него шоком, стрелой оно пронзило его грудь. Он просто смотрел в такое спокойное, бесстыдное лицо Уоттса и комок в горле появился от горя. Было даже хуже сознавать, что он убил Раса без всякого личного мотива, только ради денег. Такого не заслуживал не один человек, в особенности такой, как Рассел Уорнер, которого не должны были так задешево убить.

Что бы ни сказал и ни сделал Бен, Уоттс все равно не раскается.

Дрожа от ярости и отчаяния, Бен чувствовал непоколебимость Уоттса, отсутствие эмоций в этом мощном, широком теле. Уоттс ждал, пока он сделает первое движение, чтобы пристрелить его со сноровкой палача. Он намеревался убить Бена, иначе бы ни за что не признался в убийстве.

Бен страдальчески подумал про Адди и решительно бросился вперед, правым плечом, чтобы не оказаться легкой мишенью. Уоттс спустил курок. Раздался глухой звук, и он почувствовал, как что-то беззвучно поразило его тело. Будучи отброшенным пулей назад, Бен ударился об стол и скинул лампу. Послышался звук бьющегося стекла, и масло разлилось по полу. Он потрогал плечо и почувствовал теплую, влажную струю.

Его охватил мягкий туман, и он опустился на пол, стараясь не потерять сознания. Ему послышался жужжащий звук. Он почувствовал сладкий запах. Прошли секунды, или это были часы, пока он боролся со слабостью в ногах. Он должен встать, он должен двигаться. Он услышал звук бумаги, которую мнут,…нет, это был потрескивание пламени. Он был окружен запахом керосина. Глаза Бена широко открылись.

Уоттс схватил свои пожитки и направлялся к выходу из хижины, намереваясь сжечь его там. Одна стена была уже в огне до потолка. Бена охватила животная паника и он слепо схватил Уоттса, когда тот проходил мимо него к двери. Ему удалось схватить того за ботинок и он прилагал все усилия, чтобы удержать его.

Споткнувшись, Уоттс упал на пол с глухим стуком.

Бен увернулся от удара другой ноги Уоттса. Хлипкое строение начало разрушаться, сжигая их обоих живьем. Они катались по полу, боролись, чертыхались от боли. Уоттс старался подняться на ноги, и Бен цеплялся за него, пока они оба не встали. На долю секунды, Бен смотрел на себя со стороны, как будто двигаясь под водой. Он попытался отпустить Уоттса и идти сам, но его реакции были замедленными.

Поднявшись первым, Уоттс ударил его в челюсть, и он покатился в сторону двери. Потолок и стены покосились, как будто чья-то гигантская лапа наступила на хижину. Поднеся руку к глазам, Бен пошатываясь вырвался наружу и достигнув земли перевернулся раз или два и застыл.

Прошло немного времени, и всадники и работники ранчо, встревоженные далекой вспышкой пожара, приехали на место с одеялами, мешками и лопатами. Они стали гасить огонь, охвативший траву. Непотушенный пожар мог охватить землю на мили, сжигая целые округи и уничтожая собственность, людей и домашний скот. Мужчины приехали на помощь с обоих сторон, из «Санрайз» и «Дабл Бар». Бен медленно приходил в сознание, смотря с красными от дыма глазами, как ковбои работают плечом к плечу, выкрикивая предостережения друг другу. Им удалось остановить огонь от распространения, и смотрели, как огонь превращает хижину в кучку камней и золы.

Остальная ночь прошла как в тумане. Хотя в Бена не раз попадал в передряги, он никогда не имел полное представление о пулевом ранении. Когда ему сообщили, что отверстие от пули чистое и грубо перевязали, он едва мог удержаться от резких слов в адрес человека, который хотел тщательнее осмотреть его плечо, чертова рана болела хуже, чем выглядела. Но жаловаться было бы не по-мужски, он бы не оправдал их доверие, поэтому он держал рот на замке, только глотнул виски, которое ему влили. Когда они решили, что ему хватит, он вскарабкался на лошадь, привалился к шее животного, он дал отвезти себя на ранчо, - испытывая унижение от того, что кто-то, кроме него, держит поводья, но это было лучше, чем, если бы его перекинули через седло, как мешок с мукой.

* * * * *

Все семейство Уорнеров было на ногах, когда его почти внесли в дом. Мир Адди висел на волоске с того самого момента, как она узнала про пожар, и что Бен, вероятно, вовлечен в это происшествие. Увидев его, она пришла в ярость, вместе с тем чувствуя облегчение. Его одежда была в крови, покрытое сажей лицо выглядело изможденным. Каждая частичка его тела кричала о невероятной усталости и шоке. Она не могла говорить достаточно быстро, когда направляла мужчин, которые несли его по бокам, в гостиную. Когда он оказался на диване и уронил голову на руки, она бросилась на кухню за ножницами и коробкой медицинских принадлежностей, а вернувшись, обнаружила, что Мэй убирает царапины, оставшиеся от шпор ковбоев на ковре и мебели.

Бен запротестовал, когда Адди предложила разрезать то, что осталось от его рубашки и перевязать рану снова. Не обращая внимания на его ворчливый приказ оставить все как есть, она ощупала его плечо и вымыла избитое лицо. Наконец Бен лег неподвижно, убаюканный ее нежным прикосновением. Если бы здесь не было Мэй, он бы положил свою голову Адди на колени и уснул. Эта мысль ему так понравилась, что он даже хотел прикинуться пьяным и воплотить ее в жизнь, но здравый смысл взял верх.

– Адди, - проговорил он с трудом.
– Уоттс…

– Я знаю, - ее глаза смотрели на него ясно и спокойно. Он понял, что каким-то образом смерть Уоттса облегчила ее ношу. Он хотел ей сказать, что это еще не конец, но был слишком утомлен, чтобы бороться с усталостью.

– Остальное… завтра.

Адди понимающе кивнула.

– Вместе, - сказала она, и он слабо покачал головой.

– Нет. Нет, Адди.
– Это было последнее, что он запомнил, прежде чем заснул, со вздохом уткнувшись в подушку.

Адди часами находилась с ним, не обращая внимания на предложения Мэй пойти поспать. Она сидела подле него, перебирая его темные волосы, ее глаза поминутно возвращались к нему, чтобы увериться, что он, в самом деле, здесь. Мэй слегка задремала в большом кресле, а когда проснулась, то увидела, что Адди свернулась возле Бена, словно оберегая, положив руку ему на плечо и пристально глядя на спящее лицо.

– Ради Бога, - раздраженно заявила Мэй, - Ты с ним с тех пор, как его принесли. Оставь беднягу в покое, пока он спит. И зачем тебе смотреть за ним, как за ребенком?

Адди серьезно посмотрела на нее.

– Он был ранен, - сказала она, оставив руку там же.
– И он мой.

Имела ли она в виду, что Бен нуждался в том, чтобы его так возмутительно баловали, или это был намек на то, чтобы она не лезла не в свое дела? Мэй так и этого до конца и не поняла. Но больше она не произнесла ни слова критики, видимо подумав, что Адди такая же загадочная, каким был в свое время Рассел, и нет необходимости пытаться ее понять. В тишине женщины осознали происходящее.

Адди перестала быть наиболее зависимым ребенком Мэй, которого она баловала, и успокаивала, и старалась понять. Она стала женщиной, такой же, как Мэй, только сильнее в некотором роде, более самодостаточной. От внимания пожилой женщины не укрылось, что одной из причин таких перемен стал мужчина, спящий на диване.

На следующее утро Бен был в ярости во время разговора с шерифом.

– Черт возьми, Дженни прямо мне сказала, что Уоттс сделал это! Он ей признался. Он дал ей деньги на сохранение. Я знаю, что она поклянется в этом…