Подарок крестного

Оттого и неспокойно было в тереме – не дай Бог, конечно, но вдруг не вернется боярин с поручением, что тогда? Кто будет хозяином, что будет со всеми ними? Лучше бы уж приказал он Машутке повиноваться, у всех на душе спокойнее было бы.

Завидев наконец всадников и в одном из них узнав Михаила, весь терем пришел в оживление: ну, наконец-то! Однако рано было радоваться – расцеловав кинувшуюся в его объятия Марию, Михайло сообщил, что сейчас же отправится к государю.

– Да, Машенька, это Сергий, – указал Михаил на скромно ожидавшего позади себя старика. – Прикажи позаботиться о госте.

Эти слова, услышанные всей собравшейся здесь челядью, можно было сравнить с пушечным выстрелом, и если даже кто и сомневался, что Мария надолго затянет боярина в свои сети, то теперь всем стало ясно – с сегодняшнего дня Машутка приказывает.

Разобравшись с Сергием, Михайло снова прыгнул на коня, мигом доскакал до Кремля, и, в который раз готовясь предстать пред государем, испытал чувство ужаса, слившегося с сожалением, что все происходит именно так и никак не иначе.

ГЛАВА 28

Казалось, что за время отсутствия Михаила в Кремле стало еще мрачнее: по коридорам люди ходили крадучись, словно желая вообще не издавать никаких звуков, и как-то сгорбившись, будто пытаясь стать ниже ростом и тем самым незаметнее. Боялись молвить лишнее слово – привычным стало, что друг с другом разговаривают шепотом, и даже многие «большие» люди отдают приказание едва ли вполголоса.

«Мракобесие, – сорвалась шальная мысль, – а за ней последовала другая, не более радостная: – Плюнь не так, и зарежут. Неужто Курбский прав?» – эту мысль Михаил не стал развивать. Испугавшись самого себя, он решил подумать о чем-то более приятном, но ничего другого в голову не шло:

«Почему же ко мне до сих пор так мягок Иван? Знать, не за горами и мой черед…»

Словно в подтверждение этих мыслей на пороге появился Гришка, и с каменным лицом доложил, что сейчас он узнает, соизволит ли государь принять боярина Шорина. Это было более чем странно – для Михаила делалось исключение. Государь всегда принимал Михаила без доклада, а если вел беседу с кем-то один на один, то Гришка просто просил немного обождать. Но чтобы «соизволит ли государь», такого никогда не было.

Пока же Михаил находился в недоумении, Гришка вернулся и велел идти за ним; душа медленно опускалась в пятки, пока вслед за Григорием Шорин пробирался темными коридорами. Заходя в открываемую Гришкой дверь, Михайло оцепенел – в полностью пустой палате прямо на полу сидел Иван Васильевич, уставившись очами куда-то вниз перед собой. На вошедшего Михаила он не обратил никакого внимания, словно и не видел его.

– Иван Васильевич, – негромко обратился к государю Михайло. – Я прибыл с бумагой от Курбского.

– А-а-а-а… – подскочив, как ошпаренный, взвыл Иоанн, – Демоны… – и его громовой голос услышали даже в самых отдаленных уголках Кремля.

Случайно его взгляд упал на растерянного Михаила, и доселе безумное лицо царя приняло человеческое выражение.

– Михайло? – удивленный государь кинулся к нему в объятия. – Живой?

У Шорина все еще звенело в ушах, когда он, отдавая государю бумагу, начал рассказывать о том, как выполнял государево поручение: о неприятностях в пути, о житии Курбского и о прочих своих злоключениях, не говоря, конечно, о самом главном, о том, что по собственной воле подзадержался у Андрея. А еще утаил он от государя свое ночное приключение и кое-что про Сергия.

Иван слушал Михаила, не перебивая и не отвлекаясь на собственные размышления. Словно любопытный мальчишка, с интересом внимал он рассказу о злоключениях своего друга и, казалось, вовсе не замечал лежащего рядом с ним письма. Под конец рассказа, видя, что государь настроен более чем доброжелательно, Михайло обратился к нему с просьбой:

– Иван Васильевич, со всем возможным старанием исполнял я порученное мне дело, и, надеюсь, заслужил государевой милости. Обещал я Сергию съездить с ним в Новгород: дело у него там есть, и, зная многое в городе, обещался ему помочь. Оттого прошу дать мне небольшой отдых на время поездки в город, но если дела государевы в Новгороде надо выправить, то возьмусь за них с превеликой радостью. А за новое послание не беспокойтесь – князь не станет лишать жизни и любого другого царского посланника.

– Хорошо, Михайло, быть по-твоему – езжай в Новгород, да и дел я тебе особых не стану поручать. Но неужто ты и не передохнешь с дальней дороги? Неужто сразу с одного коня на другого пересядешь? Беспокоюсь я за тебя, как бы не задержался ты в Новгороде, намаявшись после долгих странствий.

– Да мне, по правде сказать, самому-то вовсе ехать не хочется, Иван Васильевич, – обратился Михайло к государю, – но слово свое привык держать. Так что в Новгороде я и дня лишнего не пробуду, что не говори, и дорога надоела, и по Машутке соскучился.

Царь рассмеялся, вспоминая, как с горящими глазами Михайло впервые рассказывал о своей новой возлюбленной, и, уже не беспокоясь, что Шорин только отговаривается поездкой в Новгород, в очередной раз, но со спокойной душой, отпустил друга в дальний путь.

Успокоенный уходил Михайло из Кремля, хотя поначалу испугал его странный вид и крики государя. Пробыв в тереме только день и даже не успев как следует насмотреться на свою зазнобушку, Шорин сообщил ей о своем решении. Машутка без радости приняла это известие, но, как ни странно, возражать не стала.

– Что ж, поезжай, – произнесла она, – да если не забудешь, навести Елену, помоги ей, чем можешь, если только жива она.

– Не дуйся на меня, Машенька, – заметив настрой любимой, ответил ей Михайло. – Я ведь не по доброй воле туда еду. А Елену непременно навещу, уж в этом не сомневайся.

Уже прощаясь, Михайло ледяным тоном оповестил челядь:

– В мое отсутствие во всем, я повторяю, во всем, слушать Марию Сергеевну.

Радости Машутки, оставшейся за хозяйку, не было предела, и дело было вовсе не в том, что ей нравилось приказывать: перед всеми слугами, ни перед кем не скрываясь, он признал ее хозяйкой терема, признал свою к ней любовь, и с этого дня она могла ходить с гордо поднятой головой.

Отдав такое распоряжение, Михайло и Сергий сели на лучших коней и вновь вместе отправились в путь. То ли привык Михайло к прежде до невозможного неприятному для него старцу, то ли, узнав поближе, изменил о нем свой взгляд, а может, пришлись по душе его меткие шутки, но в пути Шорин не скучал. Дорога к тому же оказалась сущим подарком, а может, не ожидая впереди никакой опасности, Михаилу так просто показалось, но доехали они легко.

Вот только когда вдали стали виднеться зубчатые стены Новгорода, нехорошо стало Шорину. Почему-то мерещилось ему, что не зубьями, но крестами покрыты городские стены. Сколько дней пробыл Михайло в Новгороде, а как-то всей гурьбой во главе с Гришкой даже на спор на эту стену лазили, потому знал Михайло – быть такого не может. Михайло тряхнул головой, вновь поднял очи на стену, но кресты не исчезли. Когда же подъехали поближе, Шорину еще и вороны на тех крестах мерещиться стали.