Подарок на Рождество

Настя шла рядом, легко попадая в такт его шагам. Хотелось остановиться и притянуть ее к себе так сильно, чтобы больше никуда не могла сбежать от него. Хотелось сказать, что за полчаса, которые они провели вдвоем, он ощутил себя более живым, чем за все эти несколько лет без нее. Хотелось спросить: почему? Почему у них ничего не вышло, хотя казалось, что должно?

Но вместо этого Антон всю дорогу болтал о какой-то ерунде. И ужасно жалел, что отель действительно оказался так близко.

— Можем еще погулять, — предложил он. — Или посидим где-нибудь.

Настя отрицательно качнула головой.

— Завтра рейс с утра, придется очень рано вставать. Прости, но мне надо выспаться, чтобы нормально отработать.

— Понимаю.

— Ну…тогда пока?

Настя, секунду поколебавшись, протянула ему руку. Ему! Руку! Как какому-нибудь гребаному коллеге, с которым её не связывает ничего, кроме работы! Он что, не заслужил даже идиотского дружеского объятия? Или сраного поцелуя в щеку?!

Антон вдруг моментально и очень сильно разозлился — до красной пелены перед глазами. Схватил её за протянутую руку, резко притянул к себе и поцеловал. Нежные мягкие губы Насти от неожиданности раскрылись, подчиняясь его напору, и поцелуй моментально перестал быть безобидным. Ему казалось, что вся кровь внутри него превратилась в жидкий огонь, и от каждого касания тело все сильнее пылало, сгорая на невидимых углях. Это невозможно. Как он жил без нее? Как не умер? Ее тело, ее губы, ее вкус, ее запах…

Настя…Настенька…

Она первая отшатнулась, испуганно прижав руку к исцелованным губам, хотя еще секунду назад сама обнимала его и стонала прямо в приоткрытый рот.

— Антон.

Ее голосом можно было бы заморозить Влтаву, превратив реку в огромный каток для всех желающих.

— Ничего не меняется, да, Антон? Ты по-прежнему считаешь, что можно целоваться с другими людьми, если находишься в серьезных отношениях?

Его словно по лицу хлестнули.

И от слов Насти о том, что у нее есть серьезные отношения.

И от того, что она припомнила ему ту ужасную ошибку.

Сказать было нечего.

Он молча повернулся и ушел. Завтра утром она улетит, и все снова будет, как прежде. И он справится с собой, у него все равно нет другого выхода.

Глава 4

Антон с самого начала звал ее в Чехию. Учиться. Если бы она выучила чешский (а это можно было легко сделать за год на курсах или с репетитором), то смогла бы поступить бесплатно в любой чешский вуз. И они были бы вместе. В одной стране.

— А почему я в Чехию? — фыркала она упрямо. — Почему не ты в Россию?

— Потому что тут лучше.

— С чего ты взял? Я вообще не хочу жить в Европе. Прости, конечно, но у вас скука смертная: социализм, высокие налоги, консервативное до мозга костей общество…

— А что, в России лучше?

— Нет. Я вообще хотела бы в Америку уехать! Или в Канаду! Давай вместе туда двинем. Я читала, что…

Настя вообще много читала. По мнению Антона, даже слишком.

Он никуда не хотел уезжать из Чехии: ни в более благополучную Германию, ни в более теплую Италию, ни в более перспективную Польшу. И уж тем более его не тянуло в США, Ну вот так сложилось — он любил свою страну. Россию он тоже любил, но не был уверен в том, что сможет там жить.

Что им с Настей делать при таких разных мыслях о будущем, он не понимал совершенно. Она тоже. Так что они не делали ничего, просто продолжали жить: каждый своей жизнью. Антон, как и планировал, поступил в ЧЗУ* на экономику. Настя еще прошлым летом поступила в МГПУ на социологию и уже почти год жила в Москве. Они были ровесниками, но тут сказывалась разница в системе образования в их странах — в Чехии учились дольше.

Так что Настя уже была студенткой, тогда как Антон еще оставался школьником. Но оба хотели снова увидеться летом — как и в прошлом году. Уже строили планы, предвкушали встречу…Казалось, что только и жили ожиданием того, как увидятся.

Но потом у Антона случился тот самый выпускной из школы. И тот бар, куда они пошли после официальной части. Пиво, потом шоты, которые они с Мартином пили на спор, пытаясь обогнать друг друга…а потом он обнаружил у себя на коленях Вэрунку, с которой целовался взасос. И, к своему ужасу, не только не смог это сразу прекратить, но и ощутил физическое возбуждение от того, что объективно красивая девушка целовала его и тесно к нему прижималась. Вэрунка, к слову сказать, не постеснялась ощупать рукой свидетельство того, что она ему понравилась, и намекнула на то, что не против продолжить. Вот только Антон был против и, неловко отказавшись, уехал домой. Ему было стыдно. Ужасно стыдно перед Настей.

Он ей в итоге признался. Наверное, это выглядело глупо, но скрывать что-либо от Насти было еще глупее. Она бы все равно догадалась. Они слишком хорошо друг друга знали.

— Не приезжай, — глухо уронила она, когда он ей рассказал.

— Насть, я…

— Это хороший знак, что нам пора все заканчивать. Отношения на расстоянии — редкостное извращение, мы и так с тобой долго продержались.

— Хочешь, я перееду в Москву?

— Нет, я уже ничего не хочу. Пожалуйста, давай попробуем отпустить друг друга и жить каждый своей жизнью. Как нормальные люди.

Что ж, он попробовал. Начал учиться в университете, завел новых друзей и даже пару месяцев встречался с Кайей из параллельной группы — замечательной девушкой, у которой и недостатков-то толком не было. За исключением одного — она не была Настей.

Антон не знал, встречалась ли Настя с кем-то. Скорее всего да, но ему не хотелось этого знать.

Его сорвало под конец учебного года. Он выгреб счет-копилку, куда кидал деньги с редких подработок, попросил немного у мамы в долг, купил билет и прилетел в Москву. Вот в этот момент Антон в первый раз оценил, насколько полезно иметь двойное гражданство: как минимум, у него не было проблем с визами и приехать в Россию он мог в любой момент.

Настю он поставил перед фактом. Просто позвонил, сказал, что в Москве, и прислал адрес отеля. Пусть сама решает.

Она приехала через час. Злая и невозможно красивая. Накинулась на него с порога, мстительно, до крови прикусив ему губу, а потом сама же нежно зализала ранку, скуля и прижимаясь к нему, как потерявшийся щенок. Антон хрипло застонал, почти зарычал, обнимая ее и отчаянно, почти яростно целуя. В голове было пусто и горячо, никаких мыслей не осталось: только бешеное желание. И судя по тому, как Настя, стиснув зубы, точно от боли, сдирала с себя одежду, желание было взаимным. Это помешательство, разделенное на двоих, длилось все три дня, что он был в Москве. Они ни о чем не разговаривали, ничего не обсуждали: было не до этого. Слишком сильным был их голод друг по другу, и из постели они вылезали только для того, чтобы поесть и помыться.

— Я счастлива, что ты приехал. Но это ничего не меняет, Антош, — сказала Настя, провожая его в аэропорту. — Мы идем разными дорогами, и я не готова свернуть на твою.

— Я могу переехать в Москву.

— Уже нет смысла. Я все же поступила в США, в августе лечу в Юту. Как ты насчет Америки, по-прежнему против?

Это все меняло. Америка была слишком далеко, а его английский, хоть и стал лучше, чем в шестнадцать, по-прежнему не тянул на свободное владение. Да и он сам не был готов бросить все и уехать в страну, которая ему даже не нравилась.