Подарок от лепрекона
Шрифт:
В окно впервые за несколько прошедших дней пробились солнечные лучи, они залили светом гостиную и сад, тот самый, который разбил еще отец Киарин. За годы деревья выросли, многие уже начали плодоносить, другие же просто радовали зеленью или причудливо изогнутыми ветками. Из гостиной виднелся самый край беседки, где часто отдыхала Киарин. Она любила рисовать, точно как Хелен, но стеснялась этого, прятала свои акварели. И уже после смерти жены Десмонд узнал, что ее картины неплохо продавались, обеспечив солидный доход, кроме зарплаты за труд в компании Ламонта. И все эти деньги она скрывала, завещав на благотворительность. В фонд борьбы с онкологическими заболеваниями. Такая вот злая ирония: Киарин уже тогда будто знала, что
Десмонд выбрался наружу через вторую дверь, ведущую прямо в сад, побрел по выложенной из камней дорожки, провел рукой по ярким осенним цветам, которые тоже выбирала бывшая жена, сорвал несколько ягод шиповника, все еще кислого, толкнул качели, за которые вечно боролись Кевин и Дон, только потом зашел в беседку и сел на любимое место жены. Если на минуту закрыть глаза, можно представить, как она сидит рядом и рисует или быстро пишет что-то в блокноте. Сын и племянник делают уроки или играют на лужайке, а папаша Ламонт все еще видит с Десмонде сына и достойного преемника. Но всего этого давно нет. Зато есть Хелен, она как подарок от фей, чудесный шанс все исправить и начать с начала, не допуская прежних ошибок.
— О чем думаешь? — Эмма села рядом и взяла его за руку, как всегда делала во время их сеансов.
— Ни о чем. Просто воспоминания.
— Нельзя зацикливаться на них, мы уже прорабатывали это. Прошлое в прошлом, а ты ни в чем не виноват и должен идти дальше.
Она погладила Десмонда по ладони и мягко улыбнулась. Только глаза оставались такими же серыми, холодными и пустыми. Эмма не слишком жаловала своего единственного пациента, хотя изо всех сил пыталась изобразить интерес. Но Десмонда все видел и чувствовал, у него было немало женщин, этого хватило, чтобы научиться распознавать тончайшие оттенки их настроения. Особенно ярко он чувствовал фальшь в постели, в притворных стонах, поцелуях, после которых Эмма норовила тайком вытереть рот, в том, как яростно она скребла тело мочалкой в душе. Но она раз за разом приходила к нему, соблазняла, искушала, буквально лезла в постель. И во всем этом был один сплошной обман. Как и в том, что Десмонд ни в чем не виноват.
В день своей гибели Киарин застала его с другой женщиной. Так глупо вышло: Десмонд всегда был аккуратен, не хотел расстраивать жену, слишком хрупкую и нежную для его темперамента, но тогда не смог устоять перед дизайнером, готовящим Грейстоун к ремонту. Такая горячая, аппетитная немка, которая сразу же пошла на контакт и предложили лично проверить, нуждается ли кровать в замене, или можно просто обновить балдахин и покрывало.
Жена не стала кричать, закрыла за собой дверь и удалилась, не проронив ни слова. Пока Десмонд натягивал на себя одежду, она успела сесть в машину и скрыться. Тогда он видел Киарин в последний раз. С ее гибелью мир потускнел и перестал ощущаться реальным. Десмонд мог днями сидеть в комнате и смотреть в одну точку, слуги приходили и одевали его, умывали и кормили почти с ложечки, как ребенка. Потом Кевин из Англии привез Эмму.
Женщина кормила его таблетками, много разговаривала, иногда просто сидела рядом, и постепенно все налаживалось. Зато у Десмонда появилась почти болезненная зависимость от Эммы, а страх, что она может уехать и тогда ужас прошлых дней вернется с новой силой — превратился в настоящую фобию. Но, к счастью, Эмма не спешила никуда уезжать, она вполне довольствовалась зарплатой, которую платил Кевин, и официальной должностью помощника для неработающего Десмонда.
— Нужно вернуться домой, здесь нам делать нечего, — проговорила она, — скоро будет время пить таблетки.
— Еще рано, — Десмонд выпил их утром, следующие после полудня. — Давай попрощаемся с Хелен и тогда уедем.
— Ты сидишь здесь почти пять часов, — Эмма показала ему циферблат швейцарских часов, на котором стрелки приблизились к часу дня.
Надо же, он и не заметил, как прошло
столько времени. Иногда из памяти выпадали целые часы жизни, но какая разница, если в них все равно нет смысла? Но он все изменит, женится на русской, вернет себе компанию, сына и деньги. Хелен точно родит сына, он уверен, а после полюбит Десмонда также, как его любила Киарин.Эмма тянула к машине, но Десмонд все равно завернул в дом и чуть не задохнулся от благовоний и запаха горящих свечей. По гостиной расхаживал бородатый мужчина в длинной черной рясе. Он мерно наговаривал какой-то текст на незнакомом языке и размахивал чем-то, распространяющим дым. Сама Хелен стояла чуть в стороне рядом с ещё одним незнакомцем и держала в руках свечу. Изредка они осеняли себя крестом и повторяли какие-то слова, а Десмонда, который попытался вмешаться, сразу поймал за рукав Адам и оттащил в холл.
— Хелен сказала, что нашел способ нейтрализовать дурные приметы и пригласила самого настоящего русского священника. И ещё странного мужчину, "Дьадьу Кольу", как она его называет, понятия не имею, кто это, но держится слишком уверенно для простого русского.
Глава 16
Дядя Коля появился в моей жизни внезапно, просто постучался в дверь, представился человеком из посольства, который поможет со строительством и открытием центра, широко улыбнулся и зашел в дом. Он ничуть не стеснялся выскочивших из фургона телохранителей, охотно показывал им документы и рассказывал о себе. Но странное дело, из обильного потока слов я так и не смогла вычленить нужную информацию, все плыло и путалось, осталось только: “Зови меня дядя Коля. Все так зовут, и ты зови”. И внешность его также плыла перед глазами. Вроде бы вот же он, простой и понятный дядя Коля, а закроешь глаза — память отказывается воспроизводить черты лица. И какой он “дядя”, лет на пять младше моего папы, похож на ровесника Десмонда, но не такой лощеный и стильный.
Гость под благовидным предлогом обошел дом, осмотрел все, потом поболтал с Адамом, со мной, разузнал о подброшенной кошке и почти сразу созвонился с кем-то, затем съел борщ, похвалил его, как настоящий, истинно русский и самый правильный из тех, что ел за пределами России. Еще по просьбе дяди Коли приехал настоящий священник, прочитал несколько молитв и объяснил мне, а заодно и слонявшемуся здесь Кевину, как неправильно верить в дурные приметы, и что на все воля божья.
С дядей Колей действительно было легко, он располагал к себе, и что там, я действительно соскучилась по звучанию родной речи, поэтому и не отказывалась от общения.
— Ты, Алена, и от денег не отказывайся, — говорил он, пока мы ехали смотреть земельный участок под строительство центра, — если Хэйс предлагает вложиться в это предприятие, надо соглашаться. Миллион, он не тещины помидоры, он лишним не бывает. Да и наши подсобят грантом каким. Благое дело же: учить детишек.
— Не верю в искренность порывов Кевина.
Я разглядывала Дублин через окно автомобиля и только изредка переводила взгляд на Николая. Мне нравилось здесь, как и в других частях Ирландии. Дублин старый город, бережно хранящий свою историю, не переполненный стеклом и бетоном, вместе с тем вполне современный и веселый. Хочу как-то выбраться и основательно побродить по его улицам, осмотреть все и потрогать руками.
— А там веришь, не веришь, все равно, — отмахнулся дядя Коля. — Предлагают деньги — бери, не себе, так детям сохранишь.
— Покой и счастье детям нужны не меньше.
Водитель хмурился, потому как не понимал русскую речь, но в наш разговор не лез. Впрочем, я была уверена, что все происходящее в машине записывают на камеры, а после передадут переводчику. Кевин Хэйс не тот человек, который бросит все на самотек. Он и в создание центра решил вложиться по этой же причине, а не из-за мнимой заботы обо мне или ребенке.