Подчинение миллиардеру
Шрифт:
Мы продолжаем двигаться по дороге, заворачивая на полукруг к фасаду дома. Широкие каменные ступени ведут к огромным двойным дверям, украшенным с каждой стороны красивой топиарией. Я поражена необыкновенной красотой и величием дома. (Топиария – искусство фигурной стрижки деревьев и кустарников. – прим. пер.)
Лимузин останавливается, и я нервно дотрагиваюсь до живота, который сжался от беспокойства и напряжения. Водитель идет ко мне и открывает дверь. Я выхожу, поблагодарив его.
— Проходите, — официально произносит он с торжественным кивком.
Я поднимаюсь по
Я останавливаюсь перед ним, и он опускает глаза на мою сумочку, спрашивая:
— Вы не против? Это всего лишь протокол.
Я молча протягиваю ему свою сумочку, и он быстро осматривает ее содержимое. Не найдя ничего, что могло бы представлять для него угрозу, он возвращает ее мне, отступив на шаг в сторону, позволяя войти в дом.
Как только я вхожу, останавливаюсь и с изумлением осматриваюсь.
Холл такой огромный, гораздо больше, чем весь мой дом, но больше всего меня поражает окружающее богатство. Такое впечатление, будто я попала в фильм прошлого столетия, когда существовали лорды и дамы жили в таких поместья и ездили в экипажах.
Колонны взмывают ввысь к потолку, на котором изображены сцены, как в Сикстинской капелле, полу обнаженные мускулистые мужчины и рубенские женщины, крылатые херувимы и рогатые демоны, даже два. Пол представляет собой замысловатый узор из плитки, и отполирован до такого блеска, что я практически вижу свое отражение. Широкая центральная лестница выполнена из белого мрамора с причудливыми коваными балюстрадами. Она покрыта красной ковровой дорожкой, которая имеет первозданный вид, заставляя меня задуматься, сколько раз в день ее чистят. На стенах висят подлинники картин, а потом идут витражи окон с потрясающим дизайном. Это место совсем не похоже на дом. Здесь нет места, чтобы свернуться на диванчике с хорошей книгой и чашкой горячего шоколада.
Мистер Мускул прочищает горло, привлекая мое внимание.
Я ошеломленно пялюсь на него, он кивает в сторону, давая понять, чтобы я следовала за ним. Я молча киваю, и он стремительно движется к двойным дверям зеленовато-голубого цвета. Наши шаги эхом отдаются в огромном пространстве.
Он открывает двери, мы входим в элегантную, гостиную, одна стена которой полностью состоит из окон. Здесь имеются прекрасные ковры, старинная мебель и потрясающие дизайнерские обои. Пахнет лавандовым лаком. Я перевожу взгляд на многочисленные красивые картины, украшающие стены.
— Садись, — лает мистер Мускул у меня из-за плеча, отчего я подпрыгиваю на месте. Он напоминает мне сержанта-майора, инструктирующего одного из новобранца. Судя по его командному голосу и его выправке, мне кажется он явно какой-то бывший военный. Я молча опускаюсь на первый попавшийся покрытый парчой диван, который ближе ко мне. Он выходит за дверь, не сказав ни слова. И звук его удаляющихся шагов отдается по холлу.
Находясь в огромной комнате, я начинаю рассматривать картины. В отличие от других богатых домов, в которых я бывала, как правило стены украшают картины предков нынешних владельцев, здесь же все картины современных
художников. Одна из них, наверное, самая ценная, потому что висит над камином, и специально подсвечивается, привлекает мое внимание.Я поднимаюсь с дивана и словно в трансе иду к ней. На ней изображен ребенок, белокурый мальчик, хорошо одетый, сидящий на стуле. Но выражение его лица выглядит несколько странным. Я подхожу совсем близко. Его лицо покрыто грязью, а огромные зеленые глаза смотрят так, что мне становится его очень жалко.
Я опускаю взгляд на имя художника на латунной табличке позолоченной рамы. Русский, я не знаю такого художника. Зачем владельцу этого дома, обладающим таким богатством, покупать картину, которая отображает душевную боль? У меня возрастает любопытство к этому русскому. Инстинктивно я чувствую, что только что обнаружила, насколько он сложная личность.
Я так поглощена этой картиной, что даже не слышу шагов в холле. Вдруг дверь резко открывается. И мой живот тут же сжимается, я глубоко вздыхаю, решая сразу не поворачиваться к двери.
— Здравствуй, Стар, — произносит глубокий мужской голос, совершенно равнодушно.
И мимолетно я ловлю себя на мысли, что уже где-то слышала этот голос. Я еще пару секунд смотрю в лицо мальчика на картине, а потом поворачиваюсь, и мои глаза расширяются от шока.
— Ты, — с трудом выдыхаю я.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Стар
Ранее три недели
— Ты самая красивая женщина здесь, Стар, — говорит Найджел, глядя мне в глаза.
— Да? А как же та брюнетка, на которую ты смотрел? — поддразниваю я его.
— Какая брюнетка? — невинно интересуется он. Свет от свечей озаряет часть его лица, делая еще более неотразимым, чем обычно.
Я беру бокал и делаю небольшой глоток.
— Послушай. Я, на самом деле, не возражаю, если ты смотришь на красивых девушек. Я тоже могу смотреть на красивых мужчин. В этом нет ничего особенного. — Улыбаюсь я ему. — Ведь разрешается смотреть на цветы в чужих садах. Но их нельзя срывать.
— Ты хочешь пялиться на красивых мужчин? — Спрашивает Найджел. Он все еще улыбается, но выражение его лица становится немного напряженным, судя по челюсти, которую он сжимает.
Я пожимаю плечами.
— Я рассматриваю их, как прекрасное произведение искусства, типа картины. Я бы не хотела забрать эту картину с собой домой.
— Но, если ты смотришь на красивого мужчину, у тебя же явно появляются сексуальные мысли, — настаивает он. Я замечаю его раздражение.
Я заглядываю в глубину его глаз.
— Клянусь, с того дня, как я встретила тебя, у меня никогда не возникало сексуальных мыслей о других мужчинах. Ни об одном. Никогда.
Он радостно улыбается.
— Хорошо. Так и должно быть.
— Готова поспорить, ты не можешь сказать то же самое о себе, — бросаю я вызов, зная, что мужчины в этом вопросе отличаются от женщин. У них все время крутятся сексуальные мысли даже о мимолетных женщинах, которых встречаются им на улицах. Как-то я прочитала одну статью в журнале, что мужчина даже на улице может стать жестким, если ему чем-то понравится мимо проходящая женщина. Невероятно!