Подкидыш для депутата. Выбор сердца

Опускаю взгляд, сипло произношу короткое «да» — и, стараясь не смотреть на мужчин в гостиной, быстро направляюсь к лестнице. Забыв об осторожности, взлетаю по ступенькам, желая как можно скорее обнять мою малышку. В какой-то момент оступаюсь и хватаюсь за поручень, восстанавливая равновесие.

— Кать! — летит мне в спину. — Не беги, — говорит Дима тихо и взволнованно.

Оглядываюсь, посылаю ему теплую улыбку, киваю чуть заметно и замедляюсь. Но иллюзию сказки мгновенно разрушает опасный, пронизывающий до костей взгляд. Боковым зрением замечаю, как внимательно Емельяненко оценивает меня. Чувствую, что он ликует. Невинный эпизод, демонстрирующий Димину заботу, явно ему по душе.

Решаюсь мельком посмотреть на Германа Алексеевича: расслабленная поза, насмешливое лицо, кривая ухмылка на губах, вздернутая бровь. Из моей груди вырывается слабый стон. Не нужно быть предсказательницей, чтобы понять: Емельяненко только что придумал очередной план устранения Димы, и главная роль в новом спектакле явно будет отдана мне.

Переключаю внимание на Щукина-старшего и теряюсь под его презрительным взглядом. Наверное, он воспринимает меня, как уличную девку, что забралась в постель к его сыну, окрутила несчастного, «повесила» на него ребенка. И все беды Димы — исключительно от меня! Уверена, на мнение Николая успел повлиять Емельяненко.

Нервируют эти Щукины! Как можно не видеть, насколько подлый и двуличный их «обожаемый» Герман Алексеевич!

Исподлобья смотрю на Диму, а он лишь указывает взглядом наверх. Сам же складывает руки на груди и готовится к серьезному разговору. Не знаю, чем он закончится, однако не ожидаю ничего хорошего. Сейчас для меня самое важное — это Машенька.

Поэтому, вздохнув тяжело, направляюсь в детскую. Хочется ускорить шаг, в пару прыжков преодолеть проклятые ступеньки — и обнять, наконец, мою малышку. Но в голове крутится предостережение Димы. И его голос, такой бархатный, нежный. Как в те дни, когда мы были вместе и счастливы. Закусив губу, заставляю себя идти аккуратно.

На пороге Машиной комнаты сталкиваюсь с незнакомой мне девушкой. Пары минут мне хватает, чтобы просканировать ее и… разозлиться.

На вид девчонке лет восемнадцать. Каштановые волосы аккуратно собраны в высокую прическу, трикотажное платье приятного сиреневого цвета облегает точеную фигуру, подчеркивая каждый изгиб, личико куклы Барби идеально даже без макияжа. Она красивая, молодая, эффектная.

Неужели няня? Для Машеньки? Или для Димы, по совместительству? Понятно, по каким критериям он ее подбирал.

Не могу совладать с эмоциями. С беременностью я стала вспыльчивой и неуравновешенной. Взрываюсь по любому поводу, даже мою терпеливую маму замучила за эти недели. Однако сейчас особый случай. Гремучая смесь из ярости, обиды и ревности захлестывает меня. И последней каплей становятся слова няни, произнесенные милым, мелодичным голоском:

— Ой, здравствуйте. А вы кто?

— Мама Маши, — отвечаю строго и немного грубовато.

Если бы я умела убивать одним лишь взглядом, то девушки уже не было бы в живых. Рядом с Димой я превращаюсь в безумную истеричку!

Не сразу замечаю, как глаза няни становятся похожими на два блюдца. Она приоткрывает рот, лихорадочно хватая губами воздух и некоторое время не может произнести ни слова. Потом вдруг бесхитростно выдает:

— Я думала, ее мама умерла…

Глава 7

Пытаюсь справиться со своим гневом и не стереть в порошок наглую няню. Буквально в последнюю секунду взываю к здравому рассудку. Делаю глубокий вдох, мысленно замораживаю бурлящую внутри лаву, предотвращая извержение вулкана. Нам с ребенком ни к чему нишние нервы. Да и мужчинам в гостиной незачем слушать мои истеричные вопли. Хочу разбудить в себе прежнюю Катю, спокойную и благоразумную. Получается с трудом.

— Нет, вы ошиблись, — цежу сквозь зубы. — До свидания, — кивком указываю в сторону лестницы.

Девушка лихорадочно качает головой, мычит что-то неразборчивое и собирается покинуть меня, но вместо этого раскрывает рот. Зря…

— Извините. Я, наверное, поняла неправильно. Дмитрий Николаевич сказал, что у Машеньки нет мамы. Вот я и решила… — виновато тянет и складывает бровки домиком. — Простите, пожалуйста. Я часто сначала говорю, а потом думаю, — не умолкает няня. — Так, Машенька кушала час назад. Овощное пюре, немного смеси. Потом я ее переодела и уложила спать. Все в порядке.

Девушка отчитывается так серьезно, со знанием дела, что невольно начинаю ей верить. Но это не значит, что Дмитрий Николаевич спасется от разговора с «безвременно почившей» мамой Машеньки. Как быстро он сбросил меня со счетов. Или красавицу-няню разжалобить хотел? Одинокий отец — звучит весьма привлекательно.

Чувствую, как опять закипаю. Мгновение — и пар повалит. Поэтому спешу попрощаться с няней и найти успокоение в моей малышке.

Аккуратно захожу в детскую и бесшумно прикрываю за собой дверь, чтобы не слышать, что происходит там, внизу. Устремляю взгляд на кроватку, где мирно посапывает Машенька, — и ощущаю, как по щекам стекают слезы. Сколько я не видела ее? Полтора месяца? Кажется, вечность! И только потому, что Дима не позволял нам встречаться. Злюсь на него еще сильнее.

Маша заметно подросла за это время. Малыши быстро меняются. Сердце щимит от осознания того, что я пропустила кусочек ее жизни. Что меня не было рядом.

Подхожу ближе и опускаюсь перед кроваткой на колени. Осторожно просовываю руку между прутьями и вкладываю палец в ладошку Машеньки. Ребенок словно чувствует меня. Мгновенно сжимает ручонку, тянет к себе. Все, что я могу сейчас, так это сидеть, уткнувшись лбом в деревянные рейки, и всхлипывать. Как можно тише. И не двигаться.

Из гостиной доносятся голоса. Они становятся все громче, проникают сквозь закрытую дверь. Мужчины ругаются. Но все становится не важным для меня, кроме моей дочери, которая снова рядом. Я реву от счастья и не могу остановиться.

В какой-то момент кто-то внизу слишком громко хлопает дверью. Резкий звук будит Машу. Она вздрагивает, приоткрывает сонные глазки, хмурит брови, опускает уголки губ. Вот-вот готова раскричаться.

— Шшш, девочка моя, — поглаживаю ребенка по темной макушке. — Доченька.

Думаю о том, что Машеньку в детдоме «выбирал» Емельяненко. Долго искал ребенка, максимально похожего на Диму. И действительно. Ее крохотное личико чем-то напоминает его, а глазки пусть и не такие медовые, но янтарно-карие. Сходство определенно есть.

Каким бы подонком ни был Герман Алексеевич, но даже его мне послала судьба. Если бы не он, то никогда бы я не додумалась взять ребенка из детдома. Скорее, жалела бы себя, съедала изнутри, а в итоге сиганула бы в окно от отчаяния. Да и от Леши меня избавил, показав его истинную натуру.

И теперь, пройдя через боль, я была вознаграждена ценнейшим даром.

Улыбаюсь Машеньке, а у самой все внутри дрожит: вдруг она забыла меня? Но малышка тычет в меня крохотным пальчиком и тихо произносит: «Ма». Мне кажется, что послышалось, но она повторяет еще раз. Потом еще.