Подкидыш

– А потом начались долгие споры, – вмешался Ричард. – Эдуард был вполне доволен тем, что я женюсь на Анне, и уже передал мне большинство спорных имений. Но Джордж был страшно огорчен и искренне считал, что его обокрали, отняв у него то, что, по его мнению, принадлежало ему по праву.

Было совершенно очевидно, что Ричард никогда не найдет в себе сил в чем-то обвинить своего брата или объяснить его действия самым обычным эгоизмом и жадностью. Глостер так и будет убеждать себя, что Джорджу кто-то что-то неправильно сказал или ввел беднягу в заблуждение.

– В конце концов компромисс был найден. Я отказался от большинства имений...

– Но только не от тех, что на севере. Только не от Миддлхэма, – вставила Анна.

– Да, только не от Миддлхэма. Мы всегда хотели жить именно там. А в обмен он передал мне все права на Анну.

– Вы отказались от всех владений, которые должны были получить? – изумился Эдуард. Он счел эту сделку весьма невыгодной и никак не мог понять, хотя и не высказал этого вслух, почему нужно было идти на такие жертвы, чтобы ублаготворить герцога Кларенса.

Ричард улыбнулся той неожиданной, ослепительной улыбкой, которая время от времени освещала его в общем-то довольно угрюмое лицо.

– Они мне не нужны. Мне нужна Анна. – Он влюбленно посмотрел на жену. – Мы тут же обвенчались, чтобы никто больше не смог нас разлучить. Вообще-то, мы должны были подождать церковного разрешения на брак между родственниками, так как мы все-таки кузены, но не рискнули медлить. Мы подумали, что всегда можем обвенчаться во второй раз, если понадобится, но, кажется, до этого дело не дойдет.

– Я очень рада, что все так хорошо кончилось, – счастливо вздохнула Элеонора. – И теперь вы постоянно будете жить здесь, на севере? Это прекрасно. Нам здесь так не хватает порядка – а вы уже зарекомендовали себя как мудрый правитель, милорд.

Ричард устремил на неё решительный взор своих глаз, пусть серых, а не голубых, но все равно – глаз, которые так сильно напоминали Элеоноре глаза его отца. Его отец был полководцем, солдатом, человеком кристальной чистоты; во многих отношениях он был слишком прост и честен для того, чтобы понять и разгадать зло; главным душевным качеством этого мужчины была верность. Говорили, что ни один лжец не мог выдержать прямого взгляда его глаз. И теперь Элеонора видела те же черты характера в младшем из сыновей Ричарда Плантагенета. Хотя Глостеру только двадцать, он уже успел проявить себя храбрым солдатом и прекрасным полководцем; правителем такой мудрости и глубины суждений, которых не всегда найдешь и в убеленном сединами старце; мужчиной, жизнь которого определял девиз «Louaulte me Lie»; человеком, с чьим чистым и открытым взглядом не захотелось бы встретиться ни одному лжецу.

– Да, – сказал сейчас Глостер, – мы будем стараться как можно больше времени проводить на севере. Государственные дела будут порой призывать меня в Лондон, но мне не хотелось бы подолгу жить при дворе. И как мне кажется, есть еще кое-кто, кому мое пребывание там будет не по душе.

– Мадам королева... – начала Анна, но Ричард взглядом остановил её.

Элеонора поспешила, и весьма умело, заполнить возникшую паузу.

– У королевы совсем скоро должен родиться еще один ребенок, не так ли? Прекрасно, что у венценосной четы столько детей, но мужчина не должен проводить так много времени у постели роженицы. Мой муж частенько говаривал, что хотел бы оказаться во время моих очередных родов где-нибудь в Уэльсе, ибо всегда чувствовал себя лисицей в переполошившемся курятнике.

Все рассмеялись, и неловкость была сглажена. Герцог Глостерский имел репутацию сурового и мрачноватого человека, но если даже он и был мужчиной самых серьезных наклонностей, то в этот вечер выказал и другую сторону своей натуры; Морлэнды увидели жизнерадостного человека, ценящего смех и шутки. После ужина, когда слуги убрали со стола, детям – Неду, Сесили, Маргарет, Эдмунду и Тому – было позволено войти в Зимний зал и познакомиться с высокими гостями. Малыши вели себя наилучшим образом, продемонстрировав Ричарду и Анне прекрасные манеры; герцог и герцогиня в ответ приветливо расспрашивали юных Морлэндов об их уроках и играх и беседовали с малышами так просто и естественно, что дети скоро забыли о напускной чопорности и заговорили честно и открыто, чем явно доставили удовольствие гостям.

Никто потом так и не сумел вспомнить, как же это случилось, но не прошло и получаса, как все, и дети, и взрослые, с увлечением играли в одну из самых шумных и смешных детских игр – в жмурки; вскоре забава стала такой бурной и веселой, что все буквально валились с ног от беготни и хохота. Когда игру пришлось наконец прекратить, поскольку все падали с ног от изнеможения, дети по очереди начали развлекать гостей пением, а закончили своей любимой песней «Вот и лето пришло», которую мистер Дженни научил их петь хором. После этого Элеонора обнаружила вдруг, что уже очень поздно, были прочитаны молитвы на сон грядущий, и все разошлись по своим постелям, унося и душе нежные голоса поющих детей.

Утром все поднялись рано, хотя и легли вчера за полночь: гостям надо было отправляться в путь. Все прослушали мессу в часовне, а потом вернулись в зал завтракать. За трапезой Ричард поблагодарил Элеонору за гостеприимство.

– Принимать вас для меня – большая честь, ваша светлость, – откликнулась Элеонора, и это было чистой правдой.

– Давайте без церемоний, госпожа Элеонора, прошу вас! У меня такое чувство, будто я знаю вас всю жизнь – а, может быть, в некотором смысле так оно и есть.

– Хорошо, милорд, без церемоний, так без церемоний. Но говоря о той чести, которую вы оказали нам своим визитом, я ничуть не лукавлю. Кто не почтет за честь принимать у себя лорда-коннетабля Англии, верховного судью Уэльса, губернатора севера?!

– По-моему, никто не почтет, если человек, носящий эти титулы, не заслуживает их.

– Но вы-то как раз более чем заслуживаете! Я вижу в вас так много черт вашего отца...

– Благодарю вас, госпожа Элеонора, за эти слова, и молю Бога, чтобы всегда оставаться достойным имени Ричарда Плантагенета! А теперь давайте забудем о комплиментах – они всегда смущают меня. Я солдат, как и мой отец, и, наверное, никогда не привыкну к придворным манерам и галантному обхождению.

Элеонора рассмеялась.

– При дворе, как я слышала, вслед за комплиментом обычно следует просьба о какой-нибудь услуге.

Ричард улыбнулся в ответ.

– И о чем бы вы хотели попросить меня?

– Я хотела бы попросить вас, милорд, поверить, что я никогда не делаю комплиментов, а всегда говорю только правду.

– Это прекрасно. Я всегда любил правду. Так все-таки, госпожа, чем я могу оказаться вам полезным?

Они смотрели друг другу в глаза, и каждый отлично понял собеседника.

– Мой внук Нед, – проговорила Элеонора. Ричард кивнул.

– Прекрасный мальчик.

– Домашний наставник превосходно обучил его всем положенным наукам, музыке и играм. Нед также хорошо разбирается в нашем семейном деле, которое когда-нибудь превратит его в богатого человека. Но еще я хотела бы, чтобы он познакомился с жизнью великих мира сего, научился быть полезным. Я была бы вам весьма признательна, если бы вы помогли ему получить место...

– При дворе? – спросил Ричард.

– Я не замахиваюсь так высоко... – начала Элеонора.