Подлецы и герои

Но графа Ежи – он не был пьян, для того чтобы опьянеть, ему понадобилось бы намного больше, чем бокал сильно разведенной водки, – привлекло не это. Его привлек человек, как-то незаметно присоединившийся к их компании, пока они танцевали. Среднего роста, молодой, с простым и неприметным лицом, круглые очки без оправы. Граф попытался вспомнить – ему показалось, что, когда они вошли сюда, этот человек уже был здесь, стоял недалеко от двери, но в этом он не был уверен. Заведение было переполнено людьми, а слепящие вспышки стробоскопов делали сколь-либо надежное опознание нереальным.

– У нас новенький… – человек располагающе улыбнулся и протянул руку. – Димитрий Ковальчек.

– Ежи Комаровский…

Почему-то граф не стал называть свой титул и произносить «честь имею», что сразу отрекомендовало бы его как офицера. Словно кто-то на ухо шепнул, что этого делать не надо.

– Я вас не видел в университете. Вы вольный слушатель?

– Он москаль! – ляпнул кто-то.

Ковальчек нахмурился.

– Рышард, здесь нет москалей. Мы все поляки, сколько тебе объяснять?

– Я сейчас прохожу службу в штабе Виленского военного округа, – граф Комаровский решил, что скрывать сей факт бессмысленно.

– Вот как? А родились вы здесь?

– Да, в Варшаве…

Человек вздохнул.

– Значит, вы настоящий поляк. А я вот – нет. Я родился в Балтиморе…

– Вот как?

– Да… Мои предки эмигрировали отсюда давным-давно. Увы, но если кто-то здесь и не поляк – так это я. Я, кстати, преподаю в Варшавском политехе, неорганическая химия.

– Ну… – странно, но разговор затянул их, и теперь разговаривали только они двое, – каждый, в ком есть капля польской крови, может считаться поляком.

– Вот и я так думаю. Признаться, не без задней мысли… Не хотелось бы чувствовать себя чужим в Польше.

– Польша гостеприимна к полякам.

– Увы – не всегда…

Потом Ковальчек куда-то пропал – вот просто так пропал, и все, только что был тут – а потом его не стало. Графа тоже постепенно затягивала местная бесхитростная атмосфера – и через час он обнаружил себя на диване с Еленой, и они с ней черт-те что вытворяли.

Елена выпила гораздо больше него, и ей это нравилось.

– Поехали домой, – вдруг предложил граф.

– Зачем? Тебе здесь нехорошо?

– Не хочу устраивать концерт.

– Смотри, как бы я его не устроила.

– Только попробуй.

– А если попробую – тогда что?

– Тогда у меня в машине есть пистолет.

– Хм… ты готов убить ради меня?

– Кто тебе это сказал? А если я грохну тебя в приступе ревности?

Елена улыбнулась – это была ее, только ее особенная улыбка – одними губами. На нее тоже иногда находило, и тогда – берегись…

– Не сможешь.

– Хочешь проверить?

– Хочу.

Граф вовремя дал задний ход. В конце концов, он не был сильно пьян и еще соображал, а такие разговоры могли довести до беды.

– Не смогу. Но есть еще одно наказание. У нас в поместье имеется конюшня. А там найдутся хорошие, еще старой работы вожжи для лошадей.

– Звучит соблазнительно…

Граф Ежи с трудом поднялся на ноги – проклятая самопальная водка, от такой немудрено и ослепнуть. Просто поверить невозможно, что ею торгуют в таком заведении. Хотя почему невозможно – здесь явно попахивает криминальным душком. Куда только полициянты с «безпекой» смотрят, разве что в собственный карман.

– Только попробуй, – повторил он, – я сейчас вернусь.

В туалете в одной из закрытых кабинок кто-то громко блевал, еще в одной кто-то, шумно взвизгивая, трахался, возможно, те самые содомиты. Граф Ежи сунул голову в раковину, включил холодную воду, зафыркал, содрогаясь от безжалостно хлещущих струй. Немного прояснилось в голове – словно кто-то проявил мутную, еще не готовую фотографию в бачке с проявителем. Граф выпрямился, вытянул руку вперед, а потом попытался достать кончиком указательного пальца до носа – получилось. Значит, можно садиться за руль. Сложно даже представить, что будет, если он разобьет подаренный ему «Мазератти».

– Господин Комаровский…

Граф Ежи резко обернулся.

– Пан Ковальчек…

– Прошу прощения… здесь неподходящая обстановка для общения… могу я вас пригласить в наш дискуссионный клуб? По четвергам мы собираемся на факультете…

– Что за дискуссионный клуб? – Граф Ежи трезвел с каждым словом, ветерок опасности приятно холодил кожу.

– Дискуссионный клуб… Просто собираются молодые люди… Говорят о разных странах, о свободе… о Польше…

Вот оно как…

– Сударь, надеюсь, вы не считаете меня, армейского офицера, бунтовщиком и заговорщиком?! Если я посещаю «Летающую тарелку», это не означает, что я согласен со всем бредом, который извергается из динамиков.

– О нет… Вы не так поняли. Мы не бунтовщики и не заговорщики. Просто мы общаемся друг с другом, это ведь не запрещено в Польше?

Граф Ежи, чуть поколебавшись, взял визитную карточку.

– Сударь, заверяю вас в том, что если я и приду, – то уйду немедленно после первого же бунтарского высказывания.

– Это ваше право. Вы ведь жили какое-то время в Санкт-Петербурге…

– Откуда вам это известно, пан Ковальчек? – резко перебил его граф.

Вместо ответа пан Ковальчек с улыбкой показал ему небольшой значок на рубашке. Гвардия, черт…

Разведчик недоделанный.

– Понятно… У вас острый глаз, пан Ковальчек.

– Поверьте, в зале это увидел каждый. Здесь смотрят в первую очередь на это. Но мне все равно будет интересно, если вы придете к нам.

– Я не могу обещать вам этого, пан Ковальчек, – резко произнес граф Комаровский, – засим прошу меня простить…

Машина оказалась на месте, непобитая и с неповрежденным тентом. Прохладный ветер с Вислы освежал голову. Движение чуть успокоилось, и выехать на дорогу можно было без томительного ожидания разрыва в сплошном потоке машин.

– Как тебе «Летающая тарелка»? – спросила Елена, сладко потягиваясь.

– Смрад! – коротко ответил граф Ежи.