Подлинная история баскервильского чудовища

– Славно, - одобрил Холмс, забирая бутылку.
– С возрастом начинаешь находить смысл в алкоголе. На месте правительства я запретил бы продавать крепкие напитки джентльменам моложе сорока… Вы не забыли книгу?

Ватсон дёрнул плечом и шеей, показывая на кресло. Там лежала книжка в потрёпанной красной обложке с золотыми надписями и чёрным силуэтом пса, стоящего на дороге.

– Найдите то место про башмак, - распорядился Холмс.
– Это важно.

Ватсон открыл том, перелистнул несколько страниц, потом ещё несколько.

– Да, это здесь.

– Читайте!
– распорядился великий сыщик, подливая себе бренди.

«Сэр Генри улыбнулся»– начал доктор. «Почти все мое детство и юность прошли в Соединенных Штатах и в Канаде, поэтому английский уклад жизни мне еще в новинку. Но вряд ли у вас считается в порядке вещей, когда у человека вдруг пропадает один башмак»…

– Это всё можно пропустить, - нетерпеливо бросил великий сыщик.
– Помните, как он высчитывал цену ботинок? Вы об этом ведь, кажется, писали?

– Вот, - нашёл Ватсон.

«- Вы отдали чистить новые башмаки? Зачем же это?

– Они светло-коричневые. Поэтому я велел почистить их тёмной ваксой.

– Значит, по приезде в Лондон вы сразу же отправились покупать башмаки?

– Я вообще ходил по магазинам. Доктор Мортимер составил мне компанию. Дело в том, что если уж человеку суждено стать владельцем большого поместья, так и одеваться надо соответственно, а я несколько пренебрегал своим туалетом, живя на Западе. В числе других вещей были куплены и эти башмаки - ценой в шесть долларов!
– а вот надеть-то их так и не пришлось».

– Отлично, Ватсон! Теперь подумайте вот о чём. Человек становится наследником огромного состояния. Он, по его собственным словам, собирается принарядиться. Он покупает светлые башмаки и просит их начистить тёмной ваксой. Почему он не купил чёрные? Потому что чёрные стоили дороже, и ему не захотелось переплачивать. Вот единственное объяснение. Заметьте, он отлично запомнил цену башмаков: шесть долларов. Понимаете?

– Не понимаю, - Ватсон не скрывал, что раздосадован и сбит с толку.
– Сэр Генри в тот момент ещё не привык к своему новому положению. Возможно, в Америке ему приходилось считать каждый цент. К тому же в этой стране принято, что даже миллионеры посещают дешёвые распродажи. Я не вижу в этом ничего необычного. И, главное, нет никакой связи с обстоятельствами гибели несчастного сэра Чарльза Баскервиля.

– Вы меня разочаровываете, Ватсон, - вздохнул Холмс.
– В конце концов, вы же врач. И знаете, что такое симптоматика. Допустим, у вас чешется ладонь и покраснела кожа. Это может быть случайностью - а может оказаться грозным признаком воспаления, заражения, может быть, опухоли… Впрочем, всё зависит от условий. Здесь, в нашем ужасном английском климате, вы вряд ли отнесётесь серьёзно к подобной мелочи. Но если бы мы находились в благодатной Индии…

– Да, пожалуй, - признал Ватсон.
– В индийских условиях можно ожидать чего угодно, вплоть до риштозных червей.

– Вот именно. Всё дело в условиях. Так вот, поведение сэра Генри было именно симптомом. Первым признаком пробуждения в его душе той силы, которая преследовала несчастный род Баскервилей из поколения в поколение… Вам интересно? А ведь на улице уже ночь, Ватсон. Может, останетесь? Откровенно говоря, я не прочь вспомнить прежние времена. Оставайтесь, Ватсон.

Доктор бросил на друга косой взгляд и ничего не ответил.

Замолчал и Холмс. В обступающей тишине последовательно, как на фотографической пластине, начали проявляться разные звуки: тусклое позвякивание часового механизма, шипение светильного газа в рожке, наконец - мерный шум заоконного дождя и басовитое поскуливание ветра в каминной трубе.

– Оставайтесь, - повторил сыщик.
– Что вам делать дома, в холодной постели? И ведь вы заинтригованы, не так ли? Выпейте, бренди недурен.

Ватсон взялся за стаканчик, с видимым усилием проглотил едкий комочек бренди.

– Есть длинная индийская сказка, - медленно сказал он, - где попугай развлекает женщину, собирающуюся к любовнику, всякими россказнями, и прерывает рассказ на самом интересном месте - а продолжает только тогда, когда получает от неё твёрдое обещание остаться дома и хранить верность мужу. Обычно попугаю удавался его трюк. Что ж, мне некому хранить верность… и я заинтригован.

Улыбка разрезала острое лицо Холмса. Глаза его сверкнули, как у охотника, подбившего дичь и уже отстёгивающего поводок, чтобы пустить собаку по следу.

– Ну, если так, то продолжим. Тем более, что разгадка близка. Знаете ли вы истории про несчастных, которые тащат в свой дом любую заплесневелую корку, грязную тряпку, трясутся над каждым грошом и умирают с голоду над сундуками с золотом?

– Такие случаи описаны в специальной литературе, - пожал плечами доктор, не пытаясь скрыть разочарования, - но какое это имеет отношение к Баскервилям? Насколько мне известно, сэр Чарльз был симпатичным и щедрым человеком, много занимался благотворительностью и охотно помогал ближним. Сэр Генри тоже не отличался страстью к накопительству. Он был прижимист, но не более.

– Да, Ватсон, психиатрия - не ваша специальность. Мне же, как сыщику, приходится быть специалистом широкого профиля. В частности, я неплохо разбираюсь в так называемых маниях. Немало проступков и преступлений люди совершают, повинуясь не трезвому расчёту, а невнятным порывам больной души. Например, я знал одного почтенного адмирала, пироманьяка-поджигателя. Он выбирал исключительно здания эпохи Георга III, к которому испытывал противоречивые чувства… Хотя чаще всего в моей практике встречается клептомания, или нервическое стремление к мелким бессмысленным кражам. Однажды мне пришлось выручать из нехорошей истории герцогиню де… впрочем, неважно. Противоположностью мании является фобия - страх перед чем-либо. Например, среди женщин распространена является нервическая боязнь мышей и пауков, хотя эти существа практически безобидны. Больше неприятностей причиняет агорафобия - страх перед открытым пространством. Этим страдал… - Холмс досадливо хлопнул себя по колену, так что соломенный подносик со стаканчиком подпрыгнул.
– Кажется, я много болтаю… Так или иначе, фобия - очень неприятная вещь. Сталкиваясь с предметом, вызывающим страх, больной испытывает приступ паники, который он не может контролировать. Он чувствует удушье, спазмы в горле, сердце выскакивает из груди, выступает холодный пот, начинается дрожь в конечностях, возможен обморок… Понимаете?

– Да, симптомы мне известны, - подтвердил Ватсон.

– Так вот. У рода Баскервилей несчастливо сошлись два наследственных дефекта. Один из них - склонность к редкой, малоизученной фобии, являющейся в каком-то смысле парой по отношению к мании скупости. Патологический скупец, как я уже говорил, тащит к себе в дом мусор, барахло, и спит на мешках с золотом. Но существует и фобия, очень похожая на манию скупости. Это страх перед тратами, перед отдачей денег.

Ватсон рассмеялся.

– Пожалуй, - сказал он, - этой фобией страдают все здравомыслящие люди, включая нас с вами. Разве мы не боимся лишних расходов?

– Нет, - Холмс покачал головой, - дело не в этом. Мы все хотим получать больше и отдавать меньше. Это рациональное желание. Но вы же не упадёте в обморок в магазине, покупая себе трость или перчатки. Вы не наброситесь с кулаками на кондуктора в омнибусе, желающего получить свои четыре пенса за две мили. Вам не станет дурно на благотворительном вечере, когда коробка для денег пойдёт по кругу. А вот несчастный сэр Чарльз попадал в такие ситуации регулярно. Как и большинство мужчин в этом злополучном роду. Причём болезнь обострялась с возрастом. В молодости Баскервили почти не проявляли этого своего свойства. В старости они теряли всякий рассудок, когда дело касалось необходимости отдать хотя бы пенни.