Подлинная история девочки-сорванца.

– Я же девочка.

– С тобой лучше, даже лучше, чем с мамой, - я засмеялась, а Толик, покраснев, сказал, что они, наверно, с папой пойдут, если… Что «если», Толик не уточнил, но я и так поняла, что он имеет ввиду, и решила, что обязательно схожу к ним домой, поговорю с папой Толика. Человек он, или кто? Тем более, папа. Я вспомнила своего папу, и в груди стало тепло: милый папа, как я тебя люблю, как скучаю! Хоть бы отпустили тебя на Новый Год!

Мама пригласила нас на ужин, отварив рисовую кашу на молоке. Сладкую! Мы ели, наперегонки, Юрик даже чавкал. Хороший у меня братик, не капризный.

А вот Толик что-то не торопился домой.

– Мама! – вспомнила я, - Мы воды натаскали, с Толиком. Правда, только одну кадушку, больше сил не хватило, нам Борька помог!

– Какие молодцы! – порадовалась мама, - Только ты, Саша, тяжелое не носи, рано тебе ещё, надорвёшься, всю жизнь болеть будешь.

– Я по полведёрка, и на коромысле, не тяжело, только ходить много приходится, потому и устали.

– Умницы. А ты, Толя, что загрустил? – Толик отвернулся, но я заметила, как у него подозрительно заблестели глаза.

– Что, Толик? Опять? – тихо спросила я. Толик кивнул.

– Мама, - решилась я, - Можно, Толик сегодня переночует у нас? Юрик всё равно со мной любит спать, а Толика положим наверху.

– А что случилось, Толя? – заботливо спросила мама.

– Не спрашивай, мама, а то заплачет… - но Толик и так уже тихонько плакал.

– У него что-то дома? – спросила меня мама

– Да, - вздохнула я, - ему опять не дадут поспать.

– Ты бы сходила к нему, Саша.

– В воскресенье схожу, - Толик гневно взглянул на меня, но промолчал.

В своей комнате мы с Юриком не торопясь, разделись и улеглись под одним одеялом. Теперь Юрик не прятался от меня, он прижался горячим тельцем и счастливо засопел мне в ухо.

Потом, спросив разрешения, зашёл Толик, погасил свет, быстро разделся и торопливо взлетел наверх. Повозился там, затих, потом мне послышались тихие всхлипывания.

Я терпела, потом встала, подвинула табуретку, и, встав на неё, разглядела в темноте Толика.

Кроме блестящих глаз почти ничего видно не было, видно было, как Толик вцепился в одеяло.

– Ты чего, Толик? – спросила я. Толик сначала отмалчивался, потом сказал:

– Папа стал сильно пить, с каждым разом всё хуже и хуже. Особенно, когда с тётей Яной. Она меня не любит, когда папа не видит, за ухо таскает, шлёпает. Сегодня она у нас дома, вот я и попросился…

Я не выдержала, погладила Толика по голове. Толик замер, но ничего не сказал.

– Успокойся, Толик, - тихо сказала я, - вот сходим к тебе домой, и я всё скажу твоему папе. Ему станет стыдно, и всё изменится.

Толик недоверчиво сопел, но ему были приятны мои слова.

– Ты, когда меня утром будешь будить, не сдёргивай одеяло, - смущённо попросил он.

– Почему? – удивилась я.

– У меня… трусов нет, - ещё больше смутился мой друг.

– Почему это ты без трусов? – удивилась я.

– Старые расползлись совсем, я их постирал, они ещё не высохли, а новые я собираюсь купить на пенсию.

– Какую пенсию?

– Папа, по инвалидности, получает пенсию. Если от денег что останется, - закончил он тихо, а я совсем расстроилась.

Может, я и предложила бы ему свои трусики, да и у меня не слишком много их, только на сменку.

Да и наденет ли он девичьи? Я бы надела, потому что спать без трусиков я не привыкла, хотя мама и говорила мне, что лучше спать в длинной ночной рубашке, и без трусиков, потому что резинка мешает крови перетекать по телу, особенно в районе малого таза… Это я запомнила, потому что смешно было: у меня есть таз! Но не люблю я ни маек, ни рубашек, перекручиваются они, наверно, я верчусь во сне.

Ничего не придумав, я пожелала Толику спокойной ночи, и сама улеглась, нежно обняв братика, как игрушку.

Утром, встав, я растолкала Толика и отправилась на процедуры. Опять опередила Борьку, но он вышел, и терпеливо ждал меня, на этот раз надев штаны.

– Что ты там так долго? – попенял он мне, - Верёвку проглотила?

Я, молча, набрала снегу и засунула ему за воротник.

– Ай, дура! – взвизгнул он от холода.

– Не будешь дразниться! – объяснила я ему свой поступок, и спокойно пошла домой.

Но меня настиг снежок, выпущенный меткой рукой Борьки.

– Ах, так! – рассердилась я, но мой снежок опять разбился о дверь уборной.

– Ну, погоди! – рассердилась я, - Не дам тебе сегодня портфель нести, сегодня Толик понесёт!

Молчание.

– Толик что, придёт к тебе?

– Зачем придёт? Он сегодня ночевал у меня…

– Как, ночевал?! – закричал Борька, открывая дверцу. Даже штаны не натянул.

– Чего ты? – удивилась я, стараясь не смотреть на Борьку.

– Я тебе этого…

– Ты что, Бориска? Мы его положили на Юркино место, а Юрка спал со мной.

Борька скрылся за дверью, оттуда послышался протяжный всхлип.

– Вот чудак! – удивилась я.

Зуб совсем расшатался, даже оторвался с одной стороны, но отрывать совсем было больно, и я оставила его на месте.

Когда опять ко мне пришёл Юрик, стало не до зуба. Раньше всё говорил «я сам», а теперь ходит за мной, даже просит попку вытереть, когда на горшке посидит. Совсем в детство впал!

Толик, тоже, ушёл в уборную, и не вернулся. Когда я вышла, посмотреть, увидела, что они с Борькой барахтаются в снегу.

– Борька! – крикнула я, - немедленно отпусти Тольку, или ты мне больше не друг! Ты же обещал, что будем дружить втроём?!

Клубок тел, шумно пыхтя, распался. Мне они ничего не сказали, но я поняла, что миром всё это не кончится: у нас получился классический треугольник – одна девочка и два мальчика.

Хотя, что мешает нашей дружбе? Так ничего и не поняв, я пошла, следом за Толиком, домой.

Когда завтракали, я надкусила твёрдую сушку, и зубик надломился. Больно, даже слёзы выступили.