Подлунное Княжество

— Ловлю на слове! А то чуть что: жди здесь, иди — я догоню, не суй нос — прищемит. Теперь так просто от меня не отделаешься!

— Для твоей же пользы старался.

— Для меня самое полезное — знать, что с тобой всё в порядке.

— Ещё нос мне начни вытирать.

— Начну, а то примешься с кем-нибудь о мировом устройстве разговаривать, а он твой грязный плащ увидит, и смеяться будет. Вот дай только время, — лицо Светы потемнело. — Что с нами будет, Ратибор?

— Ничего страшного. Я…

— Последняя буква в алфавите. Ты меня защитишь! Ты всех победишь! Я не про это говорю! Что будет с нами?

— Найдём Святилище…

— К чёрту святилище. Я хочу, чтобы всё было как сейчас! Ты знаешь, какая я счастливая? Кругом грязь, кровь, безумие, а я счастлива!

— Но вернуться…

— Куда вернуться?! К опостылевшей работе? К одиноким вечерам у телевизора? К подругам, которые вспоминают о тебе, когда нужна помощь? К хвастливым членоголовым, что раздевают тебя глазами и мечтают затащить в постель? Куда возвращаться?

— Неужто всё так плохо?

— Обычно. Как и у всех. Я просто не думала, что может быть по-другому.

— Но Святилище может подсказать…

— Что оно подскажет? — вздохнула Света. — Что оно может подсказать одинокой девушке, которой, устраиваясь на работу, надо думать не об умениях и навыках, а о длине ног других претенденток, а выходя на улицу о способах самозащиты? Вместо украшений покупать газовый баллончик, вместо красивых признаний или хотя бы умных, как у тебя речей, выслушивать грязные намёки, сдобренные матом. Каково будет мне, узнавшей, что значит быть защищённой и нужной, вернуться туда, где любой положивший в карман несколько зелёных бумажек и замуровавшийся в жестянку на колёсах, считает тебя своей наложницей. Сможет твоё Святилище на всё это ответить? Вряд ли. Вы со своим Святилищем знаете, как наказать всех преступников, как добиться всеобщей справедливости, как устроить Вселенную, но того, как сделать счастливой одну единственную девушку, влюбившуюся в грязнулю из фантастического боевика, вы не знаете. Да и никто не знает.

— Успокойся, — Ратибор погладил плечо Светы, поцеловал её волосы. — Всё будет хорошо. Вот увидишь. Я что-нибудь придумаю.

— Ну, раз ты пообещал, — девушка улыбнулась сквозь слёзы. — Я вообще не знаю — у тебя когда-нибудь что-нибудь не получалось?

— В чистой одежде подолгу ходить, — признался всадник.

— Тогда я в нашем будущем уверена! — она тряхнула головой, обдав всадника каскадом неповторимого аромата своих волос. — Прости бабскую слабость. Нашло чего-то. А самая ближняя жилетка — твоя, хоть и замасленная. Тебе вообще-то поспать надо.

— Я наперёд выспался, — запротестовал Ратибор.

— Вот только давай без этого! — отрезала Света. — По трое суток без отдыха. Куски на ходу. Ты за безопасность отвечаешь, я — за комфорт. Или ты погони опасаешься?

— Да пока вроде нет.

— Тогда без разговоров. Разведи огонь и спать. Я обед приготовлю. Да и лошадке нашей надо отдохнуть. Ей бедной, сколько сегодня побегать пришлось!

— Ну, если ты настаиваешь. Хотя…

— Настаиваю.

Ратибор почувствовал насколько права Света, когда, приготовив место для костра и запалив огонь, прилёг в тени куста. Усталость огромной, выжидавшей удобной минуты зверюгой, навалилась на него. Всадник, вовсе не собиравшийся до этого засыпать, сопротивлялся считанные секунды.

— Огонь большой не разводи. С продуктами… , — так и не закончив фразы, Ратибор погрузился в забытьё.

* * *

Света улыбнулась. Хоть её возлюбленный и самый лучший на свете, но, сколько же в нём самоуверенности и тщеславия. Считает, что без него всё сделают не так и не правильно, уверен, что только ему известны верные решения. Наверное, и самые достойные представители мужского пола не в силах избавиться от этих, типичных для своего племени, грехов. Но зато во всём остальном, он действительно лучший. Маленькие слабости можно и не замечать. Таких девушка раньше не встречала. Теперь ей стала понятна так часто мелькающая в разговорах с подругами фраза о вырождении мужчин. Разве сравняться дряблые нытики или самовлюблённые лжеатлеты её Мира с Ратибором. Свете они казались жалкими уродцами рядом с простоватым, но надёжным всадником.

Вспомнить хотя бы типичный мужской разговор — да я, да мне, да у меня, да все — козлы, кроме, естественно, присутствующих. А Ратибор, или хотя бы приятель его — вот ввязались где-то в драку, вроде и победили, а и полусловом об этом не обмолвились. Словно и не было ничего. Современный представитель сильного пола, если окрикнет с балкона высокого, очень высокого этажа малолетних хулиганов, пригрозив им милицией, то не один день будет рассказывать о своём великом подвиге. Особенно, если успел вовремя спрятаться за шторкой, и уверен, что хулиганы его не заметили. Ратибор же одолел шайку головорезов, столкнулся нос к носу с саблезубым тигром, а будто ничего и не случилось — сидит и рассуждает о мировом устройстве, словно профессор из умной передачи. Странно…

Размышляя подобным образом и предвкушая, каким обедом удивит возлюбленного, Света не заметила, как место их стоянки накрыл пурпурный туман.

— Кхе-кхе! — девушка вскинула голову и ничего не увидела: ни костра, ни Ратибора, ни лошади.

— Здравствуй, дочка! — послышалось откуда-то из клубящихся дебрей. — Несчастная дочка!

Света, начавшая привыкать к чудесам Межмирья, почувствовала, как земля уходит из-под ног. До боли в пальцах сжала только что отрезанный кусок сыра — единственную ниточку, связавшую с реальностью и со здравым смыслом. Ниточка оказалась не особо прочной, раскрошившись в кулаке девушки.

— Не бойся, — заявил всё тот же скрипучий голос. — Я тебе плохого не сделаю.

Туман расступался. Света разглядела смутные очертания какого-то помещения.

— Ничему не удивляйся. Всё происходит на самом деле, — девушка обернулась на голос. На фоне светлого пятна — окно, наверное, — увидела сгорбленный силуэт.

— Я тебе сказать хочу кое-что, — прокаркало существо, оказавшееся, при ближайшем рассмотрении, древней старухой. Лицо — печёное яблоко, тусклые глазки, крючковатый нос, между тоненьких бесцветных губ поблёскивает зуб, скорее всего единственный, седые патлы выбиваются из-под бывшего когда-то цветным платка.

— Добро пожаловать, — сильно припадая на одну ногу, старуха проковыляла к Свете. — Проходи, нечего в дверях стоять.

Высохшая рука, покрытая старческими пятнами, протянулась к девушке. Света отпрянула.

— Боишься? — губы растянулись в улыбке, обнажая розовые дёсны и одинокий зуб. — Противно? Думаешь твоя краса навеки? И по мне когда-то с ума сходили. Помню, только лёд ушёл, а вместе с ним мохнатые звери с двумя хвостами. Меня тогда Даной звали. Потом, когда детишки народились, нарекли Апией. Теперь же кроме как Ягой — Костяной Ногой и не кличут, а то и вовсе — хрычовкой старой или ведьмой.

— Так вы, бабушка…

— Я, внучка моя несчастная. Я, дочка моя обречённая.

Света огляделась. Туман пропал. Было всё так же, как в известных с детства сказках и фильмах — бревенчатые стены, закопчённая печь на половину комнаты, слюдяное оконце, чёрный мохнатый кот выгнул спину и не сводит с гостьи изумрудного взгляда.

— Быть не может! — выдохнула Света.

— Чего не может, дочка? — прошамкала Яга. — Котлов с младенцами не видишь, сундука с заговорённым золотом? Чему дивишься? Это выдумки всё.