Подменный князь. Дилогия

Старик слегка пошатнулся, его повело в сторону. На самом деле мне и самому следовало бы давно сообразить, что пожилого человека пора усадить. Вот только куда? Вряд ли он привык сидеть на шкуре, разостланной на земле. А лавки в шатре не было: мебель не возят в походы.

Я окриком позвал Алексея, и он ворвался в шатер с обнаженным мечом в руке. Увидев, что все спокойно, он улыбнулся.

— Принеси что-нибудь усадить священника, — велел я. — Только поскорее. Найди и принеси.

Алеша обернулся мигом. Пока его не было, я поддержал старика за локоть. Еще не хватало, чтобы он тут скончался у меня на руках. В самом начале такого интересного разговора…

Посадив Анастата на принесенный чурбан, я сказал Алеше:

— Кстати, можешь попросить благословения у священника. Ты ведь, наверное, давно не получал благословение?

Благодарно улыбнувшись, Алексей обнажил голову и встал на колени перед епископом.

— Ты христианин? — удивился тот.

— Да, отец, — ответил мой верный оруженосец. — Я — сын священника Иоанна из Киева.

— Отца Иоанна? — переспросил старик, моргая слезящимися глазами. — Я знал его еще давно. С тех пор не виделись… Но я слышал, что отец Иоанн погиб? Что он принял мученический венец?

— Его убили, — коротко ответил Алеша. — В Киеве. А церковь сожгли. На ее месте воздвигли алтарь Перуна.

— А теперь ты служишь у князя? — спросил Анастат. — Что ж, служи честно. Помни, как Даниил честно служил царю Валтасару.

Он благословил юношу, а затем привстал и поцеловал его в лоб.

— Итак, давно ли вы здесь? — спросил я, едва за Алешей закрылся полог шатра.

Епископ задумчиво посмотрел на меня и усмехнулся.

— Давно ли я здесь? Давненько. Прежде скажите, а давно ли вы здесь? Так просто, чтобы мне понимать…

— Чуть больше года, — ответил я, и Анастат снова грустно улыбнулся.

— А я уже почти пятьдесят, — сообщил он. — Мне было двадцать два года, когда это случилось со мной. А теперь мне семьдесят.

Он ткнул пальцем в свои беззубые десны и добавил:

— Вот, изволите видеть, здесь нет зубных врачей. Маленькое неудобство, которое вы оцените только потом, когда вступите в мой возраст.

— Здесь хватает неудобств, — пожал я плечами. — А кто вы?

— Кто я? — удивился старик. — Вы же знаете. Я — епископ Херсонесский, преосвященный Анастат.

— Ну, тогда и я — князь киевский, — с досадой заметил я. — О чем мы тогда говорим? Мне казалось, что мы понимаем друг друга. Ну хорошо, вы все-таки старше меня, я представлюсь первым. Меня зовут Владимир Семенович, я врач из Москвы.

— Какое это теперь имеет значение? — махнул рукой епископ. — Врач из Москвы… Да нет, милейший. Вы именно князь киевский Владимир. Пока еще не Владимир Святой, но скоро будете, уверяю вас. Все к тому идет, как видите. Быть вам святым. А врачом из Москвы вы были раньше, можете забыть. Я ведь забыл о том, что меня звали Николай Константинович и что я выпускник Новороссийского университета по физико-математическому факультету. Напрочь забыл, и вы забудьте. Какое это теперь имеет значение?

— Вы учились в Новороссийске? — уточнил я, на что епископ раздраженно снова махнул рукой.

— При чем тут Новороссийск? Откуда там университет? Я учился в Одессе. Университет так и называется — Новороссийским. Одесса же в Новороссии, вы что — не знали?

— Конечно, не знал, — тоже раздражаясь, ответил я. — Я знал, что Одесса находится на Украине.

— Где? На Украине? — изумленно пробормотал Николай Константинович. — Это что такое: запорожские казаки так самоопределились? Да вы из какого времени, милостивый государь?

— Из две тысячи двенадцатого.

— А-а-а… А я провалился сюда из тысяча восемьсот девяностого. Как видно, с моего времени до вашего немало изменений произошло. Так ведь?

— Немало, — сдержанно ответил я.

Николай Константинович Апачиди родился в Симферополе, затем учился в университете в Одессе, а когда закончил его и получил диплом, то приехал к дяде и тете на берег моря отдохнуть. Пошел купаться на пустынный берег возле старинных развалин древнего Херсонеса и потерял сознание. А когда очнулся, то город Херсонес предстал перед ним во всем своем величии.

— А кому здесь нужен выпускник университета? — сказал епископ. — Но мне же нужно было как-то выживать. Когда я, к своему ужасу, убедился, что застрял здесь надолго, пришлось думать, чем заниматься. Мой отец — священник, и я, конечно, неплохо знал богослужение.

— И вы живете здесь уже пятьдесят лет? — уточнил я, не веря своим ушам. — Неужели так долго?

— За это время я успел стать епископом Анастатом, — улыбнулся старик. — Сразу после провала сюда мне приснился сон.

— Ваш отец?

— А вам тоже является отец, да? — переспросил Анастат, утирая с морщинистого лба набежавший пот. — Видимо, это так уж положено, чтобы Непознанное являлось непременно в виде отца. Так вот, отец сказал мне, чтобы я жил тут спокойно и ждал. И что, когда станет нужно, он сообщит мне, что надо делать.

Должен сказать вам, — старик пристально посмотрел мне в глаза, — что за все пятьдесят лет отец мне больше не являлся. Я уж подумал, что умру здесь, так и не поняв, что произошло и зачем я сюда заброшен. А неделю назад снова сон, и снова отец. Он сказал мне, что я должен помочь киевскому князю Владимиру взять Херсонес. Сначала я испугался. Ведь за эти годы прошла вся моя жизнь, и я полюбил Херсонес — это мой город, мои прихожане, я их всех знаю… Как же предать их? Да еще кому? Князю-язычнику…

— А вы разве не проходили в школе по истории, что князь Владимир взял Херсонес? — спросил я. — По-русски он называется Корсунь.

— Ну-у, — протянул старик. — Теперь-то я уже понимаю. Я даже вспомнил, но раньше — нет. Я ведь закончил реальное училище, а там историю не слишком подробно проходили. А теперь я вспомнил, что, видимо, это я должен крестить вас в христианскую веру. Что ж, я готов.

Теперь все стало окончательно ясно. Можно сказать, дальнейшие шаги были отчетливо видны.