Поднимись

Огонь все полыхал. Он, казалось, насмехался над нами, и совсем скоро я ощутила ужасные спазмы в легких, голова закружилась, я упала и легла рядом с подругой. Она почти не дышала, да и я скоро перестану.

Через целую вечность послышался вой сирены. Я, собрав в себе крупицы самообладания и сил, поднялась на ноги и была сбита мощным потоком огня, добравшимся уже до окна. Он ударил прямо в спину, я заорала от ужаснейшей боли и осела на пол. Ксю прохрипела что-то нечленораздельное, и я застонала от сильной судороги во всем теле.

Тут я заметила, что Ксю шевелится. Она стала подниматься и закричала:

– Диана! Ты слышишь меня? Приехали пожарные! – закашлявшись, подруга взвалила меня на свои плечи. – Ты меня слышишь! Вставай!

Я попыталась встать, но тело не слушалось. Железный крюк вцепился в решетку и стал дергать. Она не поддавалась.

Ксюша, накинув на нас обеих одеяло, глубоко вдохнула и заставила меня сделать то же самое.

– Что ты… - попыталась спросить я, но она уже тащила меня на себе в самый огонь.

Огромные языки пламени обхватили нас обеих, мы кое-как ковыляли через всю толщу огня, а он все хватал нас за ноги, заставляя падать и верещать от боли.

Когда нам удалось пройти коридор, мы оказались на полуразвалившейся лестнице, которую огонь уже опалил. Мы кубарем скатились по остаткам, которые больно впивались в тело. Я чувствовала, что вряд ли переживу сегодняшнюю ночь. Что-то резко врезалось нам в спины и опрокинуло на пол. В ушах трещало и скрипело, дыхание пропало вовсе – я лихорадочно хватала воздух ртом и пыталась сориентироваться. Огня на первом этаже практически не было, мы упали в холле, где до двери, выходящей на задний двор – около трех метров.

Одна рука оказалась подо мной, странно вывернутая. Секундой позже пришла мучительная, всепоглощающая боль. Перекатившись на спину, я не удержалась от крика из-за отвратительного хруста, за которым последовала новая волна боли. Я посмотрела на обгоревшую руку и увидела кровь, смешавшуюся с сажей и копотью. Предплечье было вывернуто под неестественным углом, а у локтя торчал белоснежный обломок кости с мясом. Я еле успела отвернуться – меня вырвало в угол. И тут меня, сильнее чем громом, поразила мысль – Ксюша!

Я резко заозиралась в поисках подруги и увидела ее в двух метрах от меня, около двери – ее изломанное тело было очень грязным, выглядело мертвым. Я, сдерживая истерические всхлипы, поползла к ней.

– Ксюш! Ксюша!
– закричала я, пытаясь ее перевернуть. Я кричала и кричала, скребясь ногтями по обгоревшему полу, но она все не переворачивалась. Я кое-как схватила ее и на коленях поползла к двери, опираясь на здоровую руку. Кровь заливала мне пальцы, но я не понимала, почему ее так много. Меня передернуло от боли, когда я неосторожно подтянулась, чтобы открыть дверь.

– Ксюш! Ксюшенька! – я слышала свой голос будто издалека – ее имя срывалось с моих губ отчаянным визгом.

Я перехватила ее здоровой рукой, а ногой со всей силы толкнула дверь – она выскочила из петель и упала. Я потащила подругу вперед, но запуталась в каких-то проводах и что-то сдвинулось в руке. От боли перехватило дыхание – я не могла ни пискнуть, ни крикнуть. Глаза широко распахнулись и встретились с полуприкрытыми глазами Ксюши – она улыбнулась.

– Ты нас вытащила, - прохрипела подруга и закашлялась, а я онемела от ужаса, когда увидела на ее пухлых губах, предназначенных для поцелуев, кровь. Дышала она с трудом, посвистывая при каждом вздохе. – Мать твою… я обожаю кислород.

На этом лимит ее слов иссяк, и я увидела, как закатились ее глаза – подруга упала в обморок.

Я продолжила тащить ее по заднему двору, стараясь доползти до главного, где стояла пожарная машина. Я не слышала ничего вокруг, уши заложило и дышать было очень тяжело. Не в силах ползти дальше, я упала на землю и выпустила Ксю из рук.

– Ксюш, - шепотом я произнесла ее имя. – Ксюша? Ты слышишь меня? Давай, нам нужно еще чуть-чуть!

Я похлопала ее по щекам, умоляя вернуться в сознание.

– Ксю? Я больше не могу тащить нас обеих… пожалуйста, помоги мне! Нам срочно нужно в больницу, милая!

Я схватила ладонь Ксюши, но сломанной рукой. Мои пальцы не слушались, а кровь, текшая с локтя, смешивалась с грязью. Ее тонкая футболка насквозь пропиталась кровью, и только сейчас я увидела, что одна из лестничных балок, пройдя насквозь, торчит из ее живота.

– Приди в себя! – истошно завопила я, вдруг заметив, что ее грудь почти не вздымалась. – Ксюша!

Голос мой сорвался, но этого вопля было достаточно, чтобы нас услышали – из-за дома выскочили пожарные и бегом направились к нам.

Подруга вдруг приоткрыла глаза. Они почти остекленели, и Ксю кое-как нашла мой испуганный взгляд.

– Ксюш?! Ты со мной?! Не уходи!!! Сейчас, они уже бегут! – к нам подбежали крепкие мужчины, и я почти провыла: - Скорее, ей плохо! Ей очень плохо! Ксюша, не сдавайся! Слышишь!?

Чьи-то руки подняли меня и увели. Я слышала, как меня о чем-то спрашивают, но слова не доходили до сознания. Ксюша неподвижно лежала на земле. Она не умерла. Ее просто положили… пока пошли за носилками, чтобы отвезти в машину.

Я ничего не чувствовала, даже боли, когда мою сломанную руку задели, укладывая меня на носилки. Я видела лежащую на земле Ксюшу, а огонь все еще полыхал – но так далеко и незнакомо, словно мне показывали какой-то фильм.

Глаза закрылись, накрыв меня темнотой, как одеялом.

Поднялись мои веки. Я втянула воздух и выдохнула. Легкие обожгло удушающей болью. И снова. И снова.

На рот и нос мне положили что-то холодное, я снова вздохнула.

Затем надо мной появилось круглое лицо мужчины средних лет, губы его двигались, но я не понимала ни слова до тех пор, пока он не протянул мне свой телефон. Он указал на него и снова что-то сказал.

Из ушей вытянули пробки.

– Милая, ты можешь кому-нибудь позвонить?

Я в отупении посмотрела на него. Позвонить? Зачем?

– Ты меня слышишь, детка?

– Да, - мой голос хриплым свистящим звуком вырвался из рта.

– Как тебя зовут?

– Меня? – ошарашено спросила я, глядя на него.

Он сдержанно кивнул.

– Диана. Диана Шмидт.

– Диана, ты можешь позвонить родителям?

Он хочет, чтобы я позвонила маме и папе. Зачем?

Я озвучила вопрос вслух и увидела, как его лицо вытягивается. Он словно собирался что-то мне сказать. Что-то плохое.