Поднимись
Шрифт:
– Прости меня, подружка. Я люблю тебя. Прощай…
Затем, резко вырвавшись из объятий, я скинула туфли на каблуках и босиком, скользя в траве, понеслась вперед, не обращая внимания на крики за моей спиной никакого внимания.
Кладбище было недалеко от нашего пригорода, я бежала и бежала, а дождь лился по моему телу и пробирался в рот. Я плевалась и харкалась, но не переставала бежать.
Ступни, еще не оправившиеся после пожара, начало саднить. Но я лишь обрадовалась этой боли, потому что это было то, чего я заслуживаю.
Я слышала, как на полпути
Кажется, я плакала, но дождь проворно смывал все следы моей слабости.
Другая машина. Другой голос.
Платье прилипло и облегало, как вторая кожа. К боли в ногах присоединилась острая боль в руке. Услышав, как хлопнула дверца, я поняла, что Игнат бежит за мной.
Я прибавила скорости – шаги за спиной тоже ускорились. Скоро он выровнялся со мной, но не пытался заговорить. Так мы и бежали до дома молча, пока я не остановилась у крыльца и не потеряла сознание.
4.
Я услышала, как открылась дверь в мою комнату, и как мама присела рядом со мной на кровать. Я зажмурилась, и горячие слезы потекли по моим щекам.
Я не выдержу. Я умру. Наверняка по щекам сочится кровь из моего сердца.
– Диана, солнышко… - мягко начала мама. – Тебе нужен врач, у тебя кровоточат ступни, дорогая…
– Перебинтуй и приложи лед, все пройдет, - выдавила я, не поворачиваясь.
– Поговори со мной, доченька, - попросила мама, и я услышала, как она всхлипнула.
– О чем? – глухо спросила я, а потом накрылась одеялом с головой. Мама положила руку на одеяло и шепнула:
– Я не могу сказать, что боль пройдет. Но со временем она станет тупее, и жить с ней будет легче.
Мама тоже скучала по ней. Прожив пятнадцать лет бок о бок с ней, она невольно привыкла считать ее своей второй дочерью.
– Я не хочу, чтобы было легче, - пробормотала я, не стягивая одеяла с головы.
– Почему? – мама стянула с меня одеяло и помогла сесть в кровати.
– Потому что если боль пройдет, то я забуду ее. Забуду, что это моя вина.
Мама еще раз всхлипнула, приобняв меня.
– Нет, солнышко, ты никогда ее не забудешь. И здесь нет твоей вины, ты должна понять. Это не твоя вина, Диана.
Дыхание сбилось. Приближалась новая лавина слез.
– Спой мне, - попросила я, падая в подушки. – Как раньше…
Она вздохнула и запела тонкую пронзительную мелодию. Когда последний звук выскочил из ее рта, я ощутила, как по щекам вновь бегут слезы, а я их не вытирала, позволяя скатываться по подбородку и теряться в волосах ниже пояса. Мы вместе отращивали их. С Ксю. Она уговорила меня не остригать длину, и мы не стриглись около шести лет глобально.
Как только за мамой захлопнулась дверь, я протянула руку к шкафчику и достала оттуда алюминиевые ножницы. Одно резкое движение – и полметра моих волос упали
на одеяло. Кинув рядом ножницы, я разметала оставшиеся волосы по подушке и погрузилась в беспокойный сон.Я резко проснулась от стеклянных глаз Ксю и села в кровати. Часы на стене показывали 4:45. Казалось, голова готова лопнуть. Тут в углу я заметила чью-то тень.
Игнат, склонив голову на бок, мирно дремал, утомленный сидеть со мной.
Я, нахмурившись, посмотрела на него, и он, словно бы почувствовав мой взгляд, проснулся.
– Привет, - шепнул он, поднимаясь с кресла. Сна – ни в одном глазу. – Как ты?
– Хорошо, - соврала я.
– Нет, - покачал головой Игнат. – Тебе надо выплакаться. Дай волю слезам.
– Я уже плакала, - спокойно ответила я и стиснула зубы.
– Ты не плакала. Ты уронила несколько слезинок. Малышка, никто не узнает об этом. Но тебе тут же станет легче, хоть немного, но легче.
– Не могу, - я задышала отчаянно, неровно. Он быстро сел рядом со мной и заключил в объятия. Его руки прошлись по моим волосам, и он замер.
– Ты… ты обрезала их?
Включив ночник, он увидел светлые пряди, упавшие с кровати на пол.
– Я не стану хранить их, как трофей. С ними многое связано.
Игнат с сожалением посмотрел на мои неровные волосы, достигавшие плечей и легко поцеловал в щеку.
Сперва у меня выскочил тихий всхлип, прошла секунда – и я уже реву навзрыд. Игнат не говорил ни слова, лишь молча обнимал меня.
Я почувствовала, что у меня совсем сорвало крышу. Я перестала сопротивляться, и слезы прорвались наружу.
Нет! Я судорожно сжала зубы, мотала головой и пыталась оттолкнуть Игната сломанной рукой, отчего ее пронизывала острая боль. Она была приятна сейчас, она напоминала мне о вине. Я задыхалась, скулила, выла. Утыкаясь в подбородок Игната, я била кулаком в его грудь, повизгивая от отчаяния.
– Я не могу… не могу! – провыла я. – Забери меня отсюда… увези меня в другое место, Игнат, умоляю!
Озарение пришло ко мне неосознанно, и в ту же минуту высохли слезы. Я чуть отстранилась от парня и повторила просьбу.
– Увези меня из этого города. Я не хочу быть здесь. Я не смогу справиться, видя школу… места, где мы бывали…
– Хорошо, - прошептал Игнат и снова прижал меня ближе. – Я сделаю это, только давай мы сейчас поспим, ладно?
Он уложил меня в кровать, накрыл одеялом и лег рядом. Его теплая рука оказалась на моей щеке, и я услышала:
– Все будет хорошо, принцесса. Я люблю тебя, я буду рядом.
Во сне я видела еще живые, темные глаза подруги, видела, как она танцует на бортике у бассейна с бутылкой пива и как смеется, радуясь за то, что мы все сдали экзамен. Острое чувство вины придерживало меня даже во сне.
***
Наутро я не отказалась от своих слов, а Игнат прекрасно помнил то, что мне пообещал. Когда дождь зарядил снова, он вошел ко мне в комнату с подносом различной еды и, поставив его на столик, закрыл дверь.