Поднятие уровня в одиночку. Solo Leveling. Книга 1
Шрифт:
Покраснев, Поль начал оправдываться. Что, мол, немного кое-кому задолжал, обещал расплатиться, да сроки поджимают. Вот и стали его пугать, вломились в квартиру, пока его не было, рисунки испоганили…
– Сохрани их, Людочка. Потом заберу. Все будет хорошо.
Пообещав это, Поль убежал.
Но день уже клонился к вечеру, когда звякнул колокольчик и в кондитерскую влетел знакомый бледный студент.
– Аркаша? Что случилось?
Сердце Милы сжалось. Кто-то еще зашел в дверь, но она даже не заметила этого.
– Людмила
– Утащили? Кого? Что здесь творится?
«Коля!»
Рядом со студентом появился нахмуренный Соколовский. Обернувшись к нему, Аркаша стал сбивчиво рассказывать.
– Так. Хитровка. Так… – Николай нахмурился сильней, но, поймав Милин обеспокоенный взгляд, улыбнулся. – Не бойся, душа моя. Вытащим твоего брата.
– Коля…
– Не плачь, это все ерунда. Скоро вернусь. Пойдем, Аркадий!
И он ушел, не забыв поцеловать ей руку.
И Мила еще успела улыбнуться, не зная, что видит его живым последний раз.
Избитый Поль вырос на пороге кондитерской под утро. Мила, которая так и не ложилась спать, ахнула от вида его синяков – и заморгала, не увидев рядом ни Колю, ни Аркашу. Почему не пришли?
– Поль. А где…
Заплывшее лицо кузена скривилось:
– Людочка. Людочка, прости. Они…
Мила ахнула:
– В больнице?!
– Нет. – Поль зашел и посадил ее, не понимающую, в кресло. – Людочка… Они… мертвы.
Кажется, кузен говорил еще что-то. О драке в притоне, о том, как ему помогли сбежать и как он, обернувшись, успел увидеть… Поль говорил много чего, но перед глазами Милы продолжало стоять одно: лицо Коленьки, что из смугло-золотистого и живого становилось лунно-бледным и неживым. Мир катился в ад, и там, где раньше было горячее сердце, осталась дыра глубиной в бездну.
– Ты – ничтожество! – скрежетнула Мила и, пошатываясь, встала.
Кузен, который последние полчаса молил ее о прощении, умолк на полуфразе.
– Ты никогда не добьешься успеха, – добавила она и достала папку с рисунками.
Неизбитая половина лица Поля побагровела.
– Ты просто жалкий… подлый… мерзкий дилетант… с дурными фантазиями! – прошипела Мила – и стала рвать его рисунки.
– Нет!..
Он бросился к ней, пытаясь спасти хоть что-то, но Мила запустила в него сахарницей. А затем и вовсе стала кидать все, что только попадалось ей под руку.
– Убирайся! Вон с моих глаз и из моей жизни! Лучше бы ты, ты, ты, ты умер!..
Мила орала и рыдала, круша и разрывая все, что могла. Она не заметила, когда Поль исчез, прихватив несколько спасенных клочков.
Ей было уже плевать. Хотелось свернуться в клубок, словно подыхающая кошка, и наконец покинуть этот жестокий мир.
Следующие дни слились в один: серый, мрачный… полный колокольного звона. Дядя Николая сумел нанять людей, чтобы те отыскали тело племянника, и сам организовал
похороны. Мила больше не плакала: кончились слезы. Оставалось одно-единственное, последнее желание. И для его осуществления не хватало лишь Поля.Поэтому она почти обрадовалась, когда спустя два дня рядом с ней остановилась пролетка.
– Людочка! – На нее смотрел Поль, с чьего лица еще не исчезли синяки. – Садись, подвезу.
Мила как раз шла к нему, отдать восемь сохранившихся рисунков, и кивнула, принимая приглашение.
– Вот, держи. Я тогда… много чего натворила. Прости.
Поль моргнул, приняв рисунки. Губы его дрогнули в усмешке.
– Да. Премного благодарен. Знаешь, Людочка…
Кузен помолчал. Извозчик повернул лошадей совсем в другую сторону, но Мила не заметила этого.
– Сегодня я опять проиграл в карты… – медленно произнес Поль. – И на этот раз… – В пальцах его мелькнуло нечто белое. – Я проиграл… тебя.
Она не успела отшатнуться. Кузен накинулся на нее и прижал к лицу скверно пахнущую тряпку.
Какое-то время Мила трепыхалась, пыталась вырваться, но тщетно. Ее держали слишком крепко.
А потом все потемнело.
– Ну что, рыбонька? Ну что, сладкая?
Вокруг хохотали и топали ногами. Пахло махоркой, кислыми щами. Мужским потом и перегаром.
– Открывай глазки, лапонька! Покажи нам себя! А мы уж тебя порадуем… Правда ведь, ребятки?
– А то!
– Так порадуем, что до конца жизни запомнит!
Смех.
Гудящая голова, тошнота.
Барабаны вдалеке?..
– Говорил, что нетронутая. Ни-ни до свадьбы!
– Это какой свадьбы? С тем красавчиком? Которого мы на раз-два жмуриком сделали, а?
– С ним, с ним, с соколиком!
Невпопад стукнуло сердце. Следом дрогнуло золотое. Губы шевельнулись, начиная улыбаться.
Неужели? Неужели ее желание сбудется?
Мила открыла глаза. Неловко села, с усилием преодолев дурноту.
Так и есть. Грязный, полный бандитской шушеры, притон. Мрази, по ошибке именуемые людьми. Те самые, которых так и не поймали.
«Спасибо, милый Поль. Ты все-таки помог мне».
– Эй, встает! Смотрите-ка!
– Ну, кралечка? Что делать будем? Сама разденешься, али как?
В улыбке Милы сверкнули оскаленные зубы:
– Сама, лапонька. До конца жизни запомнишь.
Веселый гогот кругом, потирание грязных рук.
Слишком пьяные, чтобы понять, что не так. Слишком глупые.
И неистовое, горячее золотое сердце, прожигающее кожу. Тропический жар преисподней вокруг.
Мила скинула шляпку и туфельки. Стянула платье и нижнюю юбку без всякого стыда. Сбросила лиф с панталонами. Избавилась от чулок, разорвав их ногтями.
Вопли с похабными замечаниями стали громче. Вот-вот напряжение достигнет пика.
Но, когда Мила осталась в чем мать родила, произошло другое.