Поднятые до абсолюта

— Политики? Но почему?

— Потому что теоретический мистицизм есть господствующая идеология. Его основа — ряд аксиом, как и в любой точной науке, а аксиомы не требуют доказательств. Но отними у научной дисциплины хотя бы одну аксиому, и все ее последующие построения рухнут.

— То есть если аксиома неверна, то наука ничего не стоит? — Йока почувствовал подвох в словах Важана — он в первый раз услышал рассуждения настоящего консерватора, до этого он судил о них со слов отца и его друзей.

— Нет, это не так. Аксиома не может быть неверна. По определению аксиомы. И наука не перестает быть наукой, если кто-то сомневается в ее постулатах. Не забывай, что на теоретическом мистицизме базируется мистицизм прикладной, плоды которого есть в каждом доме. В случае сомнения в аксиоматике создается другая научная дисциплина, которая развивается параллельно, как это происходит, например, в геометрии.

— И что, есть наука, которая развивается параллельно теоретическому мистицизму? — едко спросил Йока.

— Конечно есть. Я думаю, не напугаю тебя, если скажу, что это оккультизм и тесно связанные с ним прикладные и герметичные дисциплины.

Йока не полез за словом в карман:

— Оккультизм — это не наука. Это запрещенные практики мрачунов. Они опасны.

— Совершенно верно, — кивнул Важан удовлетворенно, — эти практики опасны, а потому законодательно запрещены. Так вот: именно оккультизм ставит под сомнение основной постулат теоретического мистицизма, задаваясь вопросом о целях абсолютного зла. Теперь ты понимаешь, насколько провокационен твой вопрос и почему большинство людей не желает разговаривать с тобой об этом? Конечно, никто не подозревает тебя в связи с мрачунами, поскольку ты дитя и не ведаешь, что творишь.

— Я не дитя… — проворчал Йока.

— Я назвал тебя так не в обиду, а исключительно в юридическом смысле, имея в виду твою неправоспособность. Ну и небогатый жизненный опыт тоже. Но вернемся к ответу на твой вопрос. Как ты думаешь, почему призраки приходят в наш мир?

— Современная наука не знает ответа на этот вопрос, — ответил он Важану.

Тот поморщился, фыркнул и сказал:

— Обрати внимание, я спросил, что думаешь об этом ты, а не современная наука.

— Я? А что я могу думать, если никто этого не знает? — Йока многозначительно поднял и опустил брови.

— Думать и знать — разные вещи. Или ты боишься думать?

— Нет, — быстро ответил Йока. — Но обычно никого не интересует, что думаю я.

— Во-первых, это неправда, во-вторых — ты ведешь себя столь неподобающим образом, что никому не хочется интересоваться твоим мнением.

— Не вижу никакой связи между моим поведением и моим умом.

— Ты не замечаешь, однако в большинстве похожих случаев связь существует. Видишь ли, ты принадлежишь к кругу, в котором такое поведение является чужеродным. Загляни в школу для плебеев, и ты найдешь, что каждый второй ученик в ней подобен тебе: не имея за спиной знатности рода, они вынуждены искать утверждения в другом. У детей аристократов в крови представление об иерархии, они умеют сохранять лицо и тогда, когда вынуждены подчиняться. Твое бунтарство исходит от неуверенности в себе, чуждого аристократии. Ты не слышишь голоса крови.

Йока слегка растерялся от услышанного, но немедленно ответил:

— Мой отец считает, что знатность рода не дает человеку никаких привилегий.

— Он совершенно прав. Привилегий — никаких. Зато накладывает множество обязательств и требований соблюдать условности.

— Мой отец против условностей. И воспитывает меня свободным от них.

— Возможно, ты много умней своего отца. — Важан чуть пригнул голову, спрятав глаза. — Ты здорово умеешь притворяться тем, кем не являешься.

— Откуда вы знаете, кем я являюсь? — Йока улыбнулся краем губы.

— Ты слишком молод, чтобы я этого не знал. — Профессор посмотрел на него сверху вниз, но не заносчиво, а скорей с достоинством. — Но мы снова отвлеклись. Так что ты думаешь о призраках? Или ты боишься показаться смешным?

Йока проглотил и это, не опуская глаз и старательно сохраняя лицо невозмутимым. Они не на уроке, именно поэтому придется отвечать.

— Я думаю, призраки мстят нам за что-то. А может быть, мрачуны заставляют их мстить нам за то, что чудотворы стоят у власти.

— Логичное предположение, — неожиданно согласился Важан. — Учитывая, как мало фактов тебе известно. Если хочешь, я дам тебе книгу о призраках. Мне кажется, тебе было бы интересно ее прочитать.

— Наверное, это запрещенная книга? — спросил Йока и тут же прикусил язык: слишком бестактно прозвучал его вопрос.

Важан рассмеялся — беззвучно и коротко.

— Да ты никак считаешь меня политическим противником? Партия консерваторов, к которой я принадлежу, не является запрещенной. Она лишь отражает интересы определенных кругов, к которым, между прочим, относится и твоя семья. Конечно, запрещенные книги у меня есть, так же как и у твоего отца, если он любит книги. Но я бы никогда не дал подростку запрещенную книгу, это неэтично.

— Почему? — Йока постарался, чтобы вопрос его прозвучал требовательно, а не вопрошающе.

— Потому что подросток не умеет делать самостоятельных выводов. Человек взрослый способен мыслить критически, подросток же принимает печатное слово на веру. Мое мировоззрение не в состоянии поколебать никакая книга, а мировоззрение подростка только формируется, и любая книга способна на него повлиять.

— Но разве существуют незапрещенные книги о призраках?

— Конечно. А ты как думал? Если наука мало знает о призраках, это не значит, что она не знает о них ничего. Существует накопленный опыт, и если под него еще не подвели теоретического обоснования, то у тебя есть возможность сделать это первым. — Важан невесело улыбнулся. — А впрочем… Ты, наверное, хочешь стать правоведом, как твой отец?

— Ничего подобного, — фыркнул Йока. — Я буду путешественником. Как Ламиктандр.

— Вот как? Необычное желание. — Важан удивленно поднял брови. — И что толкает тебя к этому странному выбору?

— Мне тесно здесь.

Профессор спрятал улыбку, но от Йоки это не ускользнуло, и он добавил:

— Этот мир слишком скучен. В нем нет даже ураганов.

— А тебе бы хотелось увидеть ураган?

— И что же в этом удивительного?

— Ну… — Важан то ли посмеялся, то ли кашлянул. — Тебе не приходило в голову, что это опасно? Ураганы, как и другие стихийные бедствия, уносят человеческие жизни. И числом гораздо большим, нежели мрачуны.

— Я же не говорю о том, что ураганы должны случаться прямо здесь. Я поэтому и хочу путешествовать там, где люди не живут.

— А собственная жизнь тебя, я полагаю, не тревожит? — усмехнулся Важан.

— Я ничего не боюсь.

— Я в этом не сомневался. Интересный парадокс: чем дольше человек живет, тем сильней боится смерти. Только дети способны безрассудно рисковать собой и о смерти не думать.

— Это не так. Все путешественники были бесстрашными людьми и рисковали собой ради расширения Обитаемого мира.