Подобно тысяче громов
Шрифт:
Зачем он убил ее? подумал Антон. Ведь были же у меня какие-то идеи на этот счет…
Горский прав: дедукция здесь не работает. Увидев пистолет, Антон сразу понял, что? прятал в тайник неизвестный; услышав голос Альперовича, увидел остальное. Теперь Антон знал, кто и как убил, - но забыл мотивы, которые заранее придумал для всех подозреваемых.
– Ты едешь?
– спросила Лера.
Они стояли вдвоем в темном дворе. Между пней были припаркованы три машины - Лерины "жигули" и две иномарки. Может, душа Леонида Онтипенко металась за дымчатыми стеклами машины, последней его мирской обители.
– Да, спасибо, - ответил Антон.
Заиграла музыка. Лера поспешно
– Какой Рома оказался внимательный, - сказал Антон.
– Да уж, - ответила Лера, - но, думаю, он basically хотел тебя спровоцировать на разговор.
– Ему это почти удалось. Я бы назвал Онтипенко, если бы он сам не встал.
– Это дилер тебе о нем говорил?
– Нет, - покачал головой Антон.
– Онтипенко сам мне сказал, что знает этого дилера.
– Зачем?
– спросила Лера.
Потому что он не убивал, хотел сказать Антон, но только пожал плечами.
– Все равно Сидор об этом знал, - сказала Лера.
– И, я думаю, Альперович.
– Сидор блефовал, - ответил Антон.
– А почему Альперович?
– Когда Леня вскочил, я увидела Альперовича. У него был очень усталый взгляд, скучающий, я такой еще по школе помню. Когда у доски рассказывали решение задачи, которую он давно сделал.
– А откуда он мог знать?
– Не знаю, - сказала Лера, - наверное, от Лени. Они же были очень близкие друзья.
– Да, действительно.
– Антон помолчал.
– Альперович мне даже говорил: он сам подстроил, чтобы Женя стала Лениной любовницей.
– Maybe. Он любит манипулировать людьми.
В свете фар проносились желтые деревья.
– Я все-таки не понимаю, - сказала Лера, - зачем Ленька убил Женю. Ведь он же любил ее, это понятно.
– Альперович мне сказал, что убить можно только того, кого любишь.
– У Альперовича бывают странные идеи.
– Убивать тех, кого любишь - одна из них?
– What do you mean?
И тогда Антон рассказал все.
Лера свернула на проселочную дорогу и остановила машину.
– Я тебе не верю, - сказала она.
– Альперович не мог этого сделать. Ты знаешь, Женька в школе была в него влюблена?
Антон покачал головой, Лера упала лицом на руль и зарыдала. Антон обнял ее за плечи, она соскользнула ему на грудь. Он гладил ее по голове, слушал всхлипы, огромное Лерино тело сотрясалось в его объятиях, будто уже не принадлежало себе.
За ветровым стеклом пролетел желтый кленовый лист. На секунду задержался в воздухе прямо напротив Антона. Тот ясно различал резные края, чуть увядший черенок. Этот замерший лист, недосягаемый за прозрачным стеклом машины, был совершенен. Мгновение Антон не мог отвести от него глаз - но тут ветер подхватил лист и унес прочь.
– Я не верю, - повторила Лера сквозь всхлипы. Круг замкнулся: она стала неотличима от Алены, их влажные от слез лица и потные от страсти тела соединились в памяти Антона воедино. Он прижал Леру к себе и понял, что обнимает ее в последний раз.
Папа говорил: сынок, Родина у человека одна. Уж папа эту Родину знал вдоль и поперек. Изъездил все пятнадцать республик. А мама с ним вместе - где-то тринадцать. Мне было шесть лет, когда папу перевели в военную академию, и мы с ним перебрались в Москву - а родился я на Дальнем Востоке. До Японии - рукой подать. Наверно, поэтому я так уважаю бусидо.
Я считал: кем бы ты ни был, прежде всего ты должен быть самураем. Если ты военный - ты служишь Родине,
как самурай служит своему господину. Если ты учитель - ты служишь своим ученикам. Если врач - больным. Если бизнесмен - бизнесу.А кому может служить двадцатилетний недоросль, который не знал в своей жизни ничего, кроме секса, наркотиков и развлечений? Самому себе? Своему дилеру? Своему кайфу?
Мы сидим у меня дома. Я не стал приглашать в офис, не захотел. Хотя дома у меня - беспорядок. На столике - пустая водочная бутылка, две грязные кофейные чашки. У одного стула отломана спинка, на сиденье другого свалены несколько томов "Британики". Папа бы не одобрил. Он говорил: сынок, в комнате у мужчины должен быть порядок. У мужчины должна быть женщина, папа. Ты знаешь это не хуже меня. Когда мужчина один - порядка не жди.
Антон сидит на продавленном кресле (Франция, XVIII век, если антиквар не соврал), я курю на подоконнике, сбрасываю пепел в пустой граненый стакан.
Ты говоришь, на полу записки не было? спрашиваю я. Не было, отвечает Антон.
Настоящий самурай не сомневается в принятом решении. Я обещал довести расследование до конца - и я это сделаю.
– А машина, которую ты видел на улице, когда ко мне ездил, - это была серебристая "ауди"?
– Блин, - отвечает Антон, - вечер уже был, я цвет не рассмотрел. Я в иномарках вообще не разбираюсь. Мне что "ауди", что "форд".
Папа говорил: сынок, мужчина должен разбираться в технике. На НВП я быстрее всех собирал и разбирал автомат. У меня был абсолютный рекорд по школе - и спустя много лет я похвастался одному "афганцу": мол, сборка-разборка занимает у меня столько-то секунд. Он посмотрел на меня, как на дурака, и сказал: Зачем сборка-разборка, его же разбирают, чтобы смазать?– и мне стало так стыдно, что я даже забыл - сколько секунд составляет этот мой рекорд.
Но я все равно считаю: мужчина должен разбираться в технике. В оружии, в машинах. Иначе - какой он мужчина, какой самурай? Мне трудно представить, что кто-то может не узнать серебристую "ауди", которую видел несколько дней назад. Я думаю, Альперович тоже в это не верил - и на всякий случай сменил машину. Он думал: тогда Антон не узнает, кто вломился ко мне в усадьбу, чтобы положить пистолет в ящик секретера.
– Да вообще непонятно, откуда у него деньги на новую машину, - говорит Антон.
– Я слышал, у него неприятности… с этим, с Дмитрием Кругловым.
Как интересно. У Альперовича неприятности с Дмитрием Кругловым. Они, оказывается, работали вместе. У них, оказывается, был совместный проект. А потом Димон украл деньги, чужие деньги, украл по-глупому, не заметая следы, надеясь сбежать. Украл мало - всего полмиллиона. Перепуганный человек, дурачок, обалдевший от легких денег, мужчина, лишенный понятия о чести. Не самурай. Не русский и не бизнесмен. И, значит, у него были дела с Альперовичем.
Папа говорил: сынок, мужчина всегда должен держать удар. Спасибо, папа, у меня есть специальная служба, помогает держать удар. Я снимаю трубку, набираю номер: Максим? Это Владимир Сидоров. У меня просьба к тебе: пробей по своим каналам Дмитрия Круглова. Да, того самого. Меня интересует, не работал ли он с Альперовичем. Да, с нашим Альперовичем. И сразу перезвони мне.
Антон смотрит, словно не понимает: То, о чем вам рассказала Лера - это только видение. Что-то вроде галлюцинации. Всего-навсего.