Подпольная империя

— Ты, сука, мне заплатишь, ты понял?

— За что? За то, что в жопу тебе…

Я не успеваю ответить, потому что сзади мне довольно сильно пинают под колени. Вот же сволочи. Ноги, естественно, подгибаются и меня тут же обрушивают вниз, ставят на колени, на голову ложится рука и тут же грубо и весьма болезненно в лоб втыкается обрез двустволки.

— Проси прощения, — требует Фриц. — Я видел, как ты перед Парашютистом пресмыкался, чмо.

— Не понял, за то, что якобы пресмыкался перед Фрицем?

В лоб прилетает ощутимый тычок.

— Не за это, — цедит Фриц. — Ты сам знаешь.

— Всё-таки за жопу?

В этот момент я обращаю внимание на звук учащённого дыхания, соскальзывающего в тихий угрожающий рык. Совсем близко.

— Ты чё сука, — начинает Фриц, но я, на самом деле, не интересуюсь тем, что он собирается сказать.

Я перехватываю рукой ствол и, чуть отведя, убираю из-под него голову. Очень быстро, разумеется, молниеносно, в режиме мухи. Одновременно с этим, я бросаю короткое слово:

— Фас!

И в тот же миг ужасный, обладающий чудовищной разрушительной силой дракон, заточённый в теле моего верного пса Раджа, вырывается наружу и обрушивает гнев на жестокого, но глупого и беспечного врага.

Радж вгрызается в тело Фрица. От неожиданности тот орёт и, должно быть, рефлекторно жмёт на спусковые крючки. Следует вспышка и сдвоенный звук выстрела. Двустволка — это сила. И, тут же раздаётся крик.

После этого начинается настоящая суматоха. Я слышу лай и удаляющийся топот шагов. Нас остаётся только трое — истекающий кровью соратник Фрица, принявший на себя выстрел практически в упор, сам Фриц с поломанными пальцами и прокушенной ляжкой, и я. Ну, и Радж, конечно же.

— Идиот, — взываю я к разуму Фрица. — Если не хотел стрелять, зачем заряжал свой дурацкий обрез? А если собирался стрелять, зачем так долго молотил языком?

Мне кажется, он сам не понимал, чего он собирался делать. Наверное то, как при мне с ним обращался Парашютист, больно ранило его самолюбие. Да и нож для разрезания бумаг, вонзённый в мягкие ткани, вероятно, неважнецки повлиял на самооценку. Но, честно говоря, другого, кажется, он и не заслуживает.

Впрочем, ему сейчас не до моих рассуждений, он оплакивает переломы. Отдача была хорошая, судя по всему, а держал он своё орудие как попало. Вот, спусковая скоба и долбанула по пальцу. Впрочем, надо отдать ему должное, соображать он всё-таки начинает, и даже несмотря на тьму, содеянное им ясно открывается его взору.

Он вдруг прекращает выть и, резко повернувшись, пытается дать дёру. Но я это дело пресекаю жёсткой подсечкой. Тяжёлый груз его тела низвергается наземь, поднимая незначительную волну вибраций.

Радж оглушительно лает и победные звуки его лая гармонично сочетаются со стонами раненных и приближающимся звуком милицейской сирены. Апофеоз фантасмагории.

Разбирательства занимают довольно много времени, но чувство удовлетворения от этого не становится менее глубоким, как мог бы выразиться наш любимый генсек.

Когда мы c Раджем возвращаемся домой, часы уже показывают глубокую ночь. Тем не менее, я набираю номер Рыбкина и, выслушав отборный мат, произношу коротко:

— Фрица взяли за незаконное и применение. Неплохой довесочек, неправда ли?

Разумеется, это чистая правда. Дружок Фрица, принявший на себя два заряда мелкой дроби помещён в реанимацию. Он также проходит и по многочисленным эпизодам изнасилований. Никакого сочувствия я не испытываю, это вам не обаятельный проходимец Миша Бакс, к которому и в той жизни я применял закон с некоторым сожалением.

Времени на сон остаётся совсем немного, но поспать надо. Завтрашний, вернее, уже сегодняшний денёк обещает быть довольно жарким во всех отношениях. По прогнозу завтра тридцать один градус. Лето вступает в права. Вот и мы планируем вступить по итогам дня в новые права. Так что нужно немного вздремнуть.

Утром я поднимаюсь как обычно, делаю зарядку и вывожу Раджа на прогулку. Единственное отличие — завтрак. Перед операцией я никогда не ем. Эта привычка ещё из прошлой жизни. Выхожу из дома и шагаю на работу. От дома мне всего несколько минут пешком.

Первый, кого я встречаю, это Баранов. Сегодня он в форме и выглядит весьма представительно.

— Ты комсорг? — спрашивает он.

— Да.

— Где мы можем потолковать, чтобы никто не мешал?

— В комитете комсомола. Идёмте, товарищ майор.

Мы заходим в комитет. Там уже находится Настя Курганова и Галя Алёшина, моя заместительница.

— Девочки, — говорю я. — Оставьте, пожалуйста, нас с товарищем майором на несколько минут.

Они с пониманием кивают и выходят.

— Ты следующая, — хмуро кивает майор Кургановой. — Далеко не уходи.

Я закрываю дверь и показываю на стул, приглашая его присаживаться.

— Ну что там? Посмотрел материалы?

— Посмотрел, — недовольно отвечает Баранов. — Там на пятнашку точно набрать можно, а то и на вышку. Трудно будет всё это закруглить.

— Насколько трудно? — чуть щурюсь я.

— Тыщ на семь.

— Ты чего, Вилен Терентьевич? С каких это пор несколько пар джинсовых брюк из отечественной ткани “Орбита” тянут на высшую меру? Опытная партия, экспериментальная, потребителю не отгружалась. Ну, напортачили чуток в документах, так за это пожурить надо, а ты уж сгустил краски.

— Егор Андреич, — крутит он головой, — ты мне мозги-то не компостируй. Там знаешь сколько эпизодов? И без отечественной ткани “Орбита” хватит на долгие годы вперёд. Так что вы тут ребята знатно обгадились и семь штучек — это самый, что ни на есть, кандидатский минимум.

— Это для кандидатов в члены политбюро что ли?

— Это для кандидатов на пулю в затылок в узком коридоре у бревенчатой стены.

— Во как… А пятёрочка не спасёт отца русской демократии?

— Не, мне семь надо, — говорит он с кислой физиономией.

— Машину что ли берёшь?

— Квартиру хочу кооперативную, вот здесь недалеко, сразу за кондитерской фабрикой, в тридцать седьмом доме.

— Смотрите, какой конкретный. Ладно, пойду выбивать тебе семёрочку. А ты, пожалуйста, как закончишь, бери этого хрена из ДК Строителей, Михаэлиса, или как он там. Фрица старшего, в общем.

— Да, Михаэлис. Только я его потрясти хотел, а если взять сразу, потом уж не выпустить.

— Не, у него связи там какие-то имеются, может настучать на тебя. А так возьмёшь его и всё. Закон соблюдён, начальство счастливо, премия опять же.