Подпольная империя
Шрифт:
Не дожидаясь ответа, я выхожу за дверь, предоставляя начальству возможность выдохнуть и для снятия напряжения накатить коньячку, может быть даже французского.
— Ну что, — с тревогой спрашивает Настя, когда я захожу в комнату комитета комсомола. — Орали?
— Орали, конечно, — отвечаю я, обводя присутствующих взглядом.
Народу поднабралось прилично. Смотрят на меня с тревогой, ждут, что я им отвечу.
— Главным образом потому, что их не предупредили о вызове милиции. Впрочем, в хищения на предприятии они не верят, но Настю поминают добрым словом, типа молодец, что бдительная. Да вот только, говорят, что со
Всем спасибо, все свободны, одним словом. Когда все, включая Настю, расходятся, я снимаю трубку и набираю номер Платоныча, и он отвечает. Очень хорошо.
— Дядя Юра, привет. Это Егор. Очень соскучился, надо бы поговорить, как можно скорее.
— Случилось что? — тревожится он.
— И да, и нет. С нами, к счастью, ничего не случилось, но поговорить надо.
— Ну давай после работы, — предлагает Большак. — Приходи ко мне.
— Ладно, приду.
И я прихожу. Дядя Юра очень серьёзно воспринимает известие о предположительном аресте Куренкова. И не менее серьёзно — о моём желании сделать липовые документы и приобрести частный дом где-нибудь поближе к морю.
— Времени слишком мало, — говорит он, потирая лоб. — Ну, то есть, я не знаю много или мало у нас времени, но просто сейчас будем действовать быстро, впопыхах, можем наследить и всё такое. Не знаю, может, Баранова привлечь? Не хочется, конечно, чтобы кто-то из возможных фигурантов был в курсе. Понимаешь?
— Понимаю. Не хочется…
— Ну, может, тогда ты охмуришь паспортистку? — криво усмехается он.
— Да уж, отличная идея, — соглашаюсь я, прихлёбывая кофе. — Доки действительно надо делать через того, кто с нами никак не связан. Кстати, про уехать. Мне нужно раздобыть тканей для фабрики. Хлопок, джинса и всё такое. Наша джинса, конечно, отстойная, но она нужна, по-любому. Под её прикрытием можно будет и от Марты нормальную фирменную ткань брать…
Платоныч ничего не отвечает, глубоко задумываясь.
— В Узбекистане есть знакомые производители, — наконец, говорит он. Но джинса дефицит, даже такая некачественная. Так что надо ехать и на месте договариваться. Может, тебе действительно уехать в командировку?
— Ну, я-то к производству не очень прямое отношение имею.
— А ты со снабженцем поезжай. Фонды-то у вас есть, насколько я знаю. А по комсомольской линии что-нибудь придумаешь.
— У нас, кстати, ОБХСС облаву устроили.
— Что?! Так это, наверное, звенья одной цепи, Куренков-то и с фабрикой связан.
— Нет, это всё-таки Баранов же.
Я рассказываю о ситуации, в которую попал с первых дней работы. Платоныч немного успокаивается, но всё-таки остаётся задумчивым и мрачным.
— Про доки могу у Цвета спросить, — размышляю я вслух, — но, честно говоря, не хочу, чтобы и он знал, о моём втором паспорте. Да и паспорт этот нужен настоящий, не рисованный…
Мы замолкаем и долго ничего не говорим, впадая в размышления. Мои мысли постепенно перескакивают на предстоящий визит к Ирине, и я воочию представляю, с каким энтузиазмом буду гасить волнения и неуверенность
сегодняшнего дня в её горячих объятиях.— Ну что же, пошёл я, дядя Юра, — сообщаю я. — Мне ещё к Новицкой надо.
— Вот, пусть она тебя и отправит на какое-нибудь мероприятие.
— Она меня уже в Узбекистан отправляла.
— Тем более, — усмехается он, — где раз, там и два.
Подойдя к дому Ирины, я вдруг принимаю решение заглянуть к Вале Куренковой. Возможно, у неё имеется какая-то информация. Живёт она практически по соседству с Новицкой. Преклонного возраста ресепционистка сначала наотрез отказывается меня принимать, но я уговариваю её позвонить в квартиру Вали и меня пропускают.
Я поднимаюсь на лифте и подхожу к двери, где она меня уже поджидает.
— Прости, что без звонка, — извиняюсь я, — но я буквально на минуточку.
— Какие извинения, — машет она рукой. — Проходи, рада тебя видеть.
Я захожу в прихожую.
— Какими судьбами? — улыбается Валя. — Ты гость у нас редкий. Может, решил поменять сложившийся порядок?
— Не то, чтобы, — улыбаюсь я. — Хотел узнать у тебя об одном человеке.
— У меня? — удивляется она. — Проходи, пожалуйста. И что это за человек?
Я двигаю вслед за ней в гостиную.
— Уж не я ли? — вдруг раздаётся знакомый голос со стороны кухни.
Я быстро оборачиваюсь и вижу Романа Куренкова собственной персоной. Он, как толстовский упырь, явившийся домой позже срока, хмуро взирает на меня.
— Что же, скрывать не буду, — улыбаюсь я.
— Значит, молодец, что пришёл. Давай, на кухню…
18. Смело, товарищи, в ногу!
— Мы тут как раз кофе пили, — говорит Куренков. — Хочешь?
— Не откажусь, — соглашаюсь я.
Он кивает и молча наливает из гранёной гейзерной кофеварки чёрный ароматный напиток в маленькую чашку. Я присаживаюсь за стол. Роман ставит чашку передо мной и садится напротив.
— Шоколад, печенье, угощайся, — обводит он стол рукой.
Я киваю и делаю глоток. Хороший кофе. Но у Платоныча лучше.
— Ну, спрашивай, чего хотел? — буравит меня взглядом Куренков.
— Да чего спрашивать-то? Сами рассказывайте, выкрутились или нет, касается ли это наших дел, какова обстановка.
— Обстановка напряжённая, но пока нам ничего не угрожает.
— А угрожало?
— Угрожало, да. Алкоголь — это исключительная монополия государства, а ты на “святое” покусился. И я вместе с тобой.
— Так мы ещё ни одного литра не произвели.
Он хмыкает.
— И не произведём, наверное. Ты про Самойлова спрашивал. Так вот, он гэбэшник, как выяснилось.
— Так вас из-за него дёрнули сегодня?
— Ага. Приехала шишка из Москвы и за мной оперов послали. Привели в камеру, как Штирлица.
— Пытали?
Он бросает колючий взгляд и, пропустив вопрос, идёт дальше.
— Короче, подробности тебе незачем знать, но суть такая. Самойлова наши внедрили в МВД, чтобы раскрутить алкогольное дело. Вернее, не дело, а чтобы скинуть тех, кто окопался на ЛВЗ и, я так думаю, влезть самим. Там сейчас не пойми что творится — менты, блатные и обкомовские. В общем, клубок. И желающих влезть только больше и больше. Наши хотят под себя подмять.
— А кто из блатных там?
— Гриша Звездочёт. Дядя он солидный, но на ЛВЗ представлен слабо. Он, кстати, на твоего Цвета бочку катит.