Подросток Ашим

— Да с какой стати бы… — отмахнулась от неё Кирка.

— А если? — не отставала Эля.

Кирка задумалась. И даже остановилась в коридоре.

— Ну… Я тогда из дома уйду.

— И где жить будешь? — точно подначивала её Эля.

Кирка пожала плечами.

— Ну, к тётке пойду. У меня тётка в Берёзках. И два двоюродных брата.

— Везёт же! — поравнявшись с ними, на ходу влез в разговор Катушкин. Он, видно, только последние фразы слышал. — Ты к тётке можешь… А я, когда мой батя в запое был, пошёл к Ваньке, другу по старой школе. А его мама крик сразу подняла: «Здесь нельзя ночевать, ну-ка иди домой!» А у самих три комнаты и сто кроватей…

Кира ни разу ещё не говорила с Катушкиным. Не приходилось. А тот, открыв им на ходу свою жизнь, вдруг ловко обогнул обеих, — вот он уже и в дверях столовой, и бегом, бегом через весь зал к раздаче! Ноги-то длинные. Вот уже он и впереди них в очереди!

Кирка, с досадой глядела Катушкину в спину, на уровне лопаток. Очередь двигалась быстро, но всё равно было обидно, что её обошли. В очереди она представляла себе тёткин дом, в котором трудно было бы отыскать место для ещё одного человека. С какой стати она пойдёт туда жить? И при чём здесь Катушкин с его запойным папашей? Когда Мишки нет, подходят к тебе все кому не лень, заводят глупые разговоры…

Эля точно прочла Киркины мысли, кивнула в спину Катушкину и прошептала:

— Как только такого в лицей приняли?

Кирка пожала плечами. Ответила тоже шёпотом:

— Да, говорят, он способный. Хотя и ленится.

Эля сказала в сторону, как будто непонятно про кого:

— Мама у меня удивляется, почему способными родятся и кому надо, и кому не надо? Каждый раз вернётся с родительского собрания и какое-то время в себя приходит. Набрали, говорит, детей без разбора. На некоторых родителей смотреть страшно… Мама-то думала, что я хотя бы в лицее буду от них, от таких, подальше… А Ленки Сурковой мама и вообще, знаешь, что говорит? Мы же, это, все праздники проводим с Сурковыми, так вот…

Тут Эля почувствовала, что Кирка её не слушает. Ей не интересно. Эля замолчала на полуслове. Хотелось скорее придумать, о чём можно поговорить ещё, чтобы Кирка стала отвечать ей, может, спорить. Но ничего сходу не придумывалось. «А ведь я могу рассказать ей секрет, — вдруг решила Эля. — Сейчас возьму и скажу, что знаю один секрет».

Но тут их очередь подошла брать обед.

Кирка за столом спрашивала у Эли, какие котлеты она больше любит, говяжьи или куриные. И Эля не знала, как тему перевести. Так до её секрета и не дошло…

На следующий день Кирка уже не спрашивала Мишку, можно ли навестить его. Так только, передавала школьные новости. И он говорил себе, что, может быть, всё обойдётся. Но в три часа, когда мама с Танькой убирали со стола после обеда, в дверь позвонили. В подъезде стояла Кирка — в каждой руке тяжёлый пакет, а за спиной ещё и рюкзак.

Мишка не сообразил, что надо помочь. Он же не просил её ничего приносить.

Кирка одним круговым взглядом оглядела прихожую. В лице её как будто мелькнуло узнавание. Может, её двоюродные жили в похожем доме. Безошибочно она потащила пакеты в кухню, мимо него.

Малышня шмыгнула в кухню за ней. И Мишке не верилось, что всё происходит по-настоящему. Танька поздоровалась с Киркой и быстро оглядела её, а потом подхватила с пола серого котёнка и ушла в комнату, не домыв посуду. А рыжего котёнка Кирка подняла и прижала к своей форменной жилетке с такой силой, что казалось, из него вот-вот и дух вон. Бедняга извернулся и куснул Кирку за руку, она взвигнула и бросила его на пол. А Сашка повторила Киркин визг на той же ноте — он вообще здорово подражать умела, и поди объясни ей, когда надо голос подавать, когда нет. Вышло так похоже на Киркин визг, что мама прыснула, да и сам Мишка чуть не прыснул от неожиданности. И тут же со злостью глянул на сестрёнку. Подумал: «Когда ещё она выравняется? Позорище перед гостями, да и только…»

Сашка лезла в Киркины пакеты и мешала ей их разгружать. Она точно не видела ещё никогда конфет «курага в шоколаде» и ананасов, а она всё это видела на Новый год. А Владька налегал на копчёный окорок так, точно он не умял только что за обедом две тарелки борща. Но только он, в отличие от Сашки, следил за манерами — старался, чтобы вилка у него была в левой руке, а ножик в правой. Держать вилку левой рукой не получалось, и брат сначала брал её в правую руку и с силой втыкал в мясо, прижимал его к тарелке. А после перехватывал вилку левой рукой, а в правую брал нож и начинал отпиливать себе очередной маленький кусочек. В другое время Мишка бы рассмеялся глядя на Владьку, а теперь он старался не поднимать на него глаз, чтобы ненароком не фыркнуть.

Мама налила Кирке борща, и Кирка схватилась за ложку. Понятно, она же из школы идёт — проголодалась. И когда мама спросила:

— Добавки? — она кивнула с набитым ртом. Но потом поглядела на Владьку — и ей тоже захотелось всем показывать хорошие манеры. Она выпрямилась на табуретке и объявила:

— Я вот пришла Мишу навестить. Мы вместе учимся.

— А то я не знаю, — ответила мама.

Мишка видел: она хотела говорить с Киркой так, как люди обычно говорят друг с другом. Но Кирке, наоборот, хотелось быть необычной. Может, она думала, что так и надо, когда приходишь в гости в первый раз?

— Вы очень вкусно готовите, — сообщила она Мишкиной маме. — И, вообще, давно хотелось с вами познакомиться…

Мама приподняла одну бровь и пристально посмотрела на неё. Мишка-то знал эту Киркину манеру говорить без остановки, а мама нет. Кирка за полминуты рассказала им что-то про лицей, никто и не понял, что там случилось нового. И переспросить ничего тоже никто не успел — Кирка уже сменила тему, стала рассказывать про своих родителей.

— У папы строительный бизнес, — трещала теперь она. — А мама не работает, учится на визажиста.

Она отвечала на вопросы раньше, чем мама успевала задать их, и мама, наконец, тоже почувствовала себя напряжённо. Она даже охрипла, и каждый раз перед тем, как сказать: «Вот как», «Понятно», ей надо было кашлянуть. И она два раза зевнула, забыв прикрыть рот. Сашка ей накануне ночью не дала выспаться.

Мишка боялся, что Владька сделает маме замечание при Кирке. Но, к счастью, брат молчал — он следил, как бы не перепутать руки. Мама краем глаза наблюдала за ним, а после вскочила и вскрикнула:

— У нас есть ещё компот!

И получилось почти жалобно. Компот был — просто разведённое вишнёвое варенье. Мама искала, в какую чашку его налить. В кухне были её чашка, Мишкина, Танькина, Владькина, две маленькие Сашкины чашки, одна чашка с трещиной и одна — с отбитой ручкой. Мама подумала и достала с полки высокий праздничный фужер. И тогда Сашка запищала:

— И мне компота из такой чашечки! — и замахала беспорядочно руками.

Сашку одну не затронула общая скованность. Она ловко уворачивалась от мамы, которая пыталась вытереть ей шоколадные слюни салфеткой. Мама заходила и с одной стороны, и с другой, а Сашка мотала головой и хитро отвечала: