Подруги

Итак, Кристи надвигается, Патрик отступает. Грейс, вся еще распаленная, в явном смятении пытается прикрыть наготу диванными подушками, и вот какой происходит при этом разговор.

Патрик. А, Кристи! Приятная неожиданность! Рад вас видеть! А мы с Грейс, знаете ли, решили немножко тряхнуть стариной.

Кристи (как отчасти и сама Грейс) до сих пор, если вы помните, пребывал в уверенности, что Грейс досталась ему непорочной. Как иначе прикажете понимать белый подвенечный наряд от Диора, шатер в саду, шампанское и так далее? В ответ на Патриков ход конем Кристи застывает как вкопанный.

Кристи. Стариной?

Грейс. Не верь ему, Кристи. Сегодня — первый и единственный раз. Клянусь тебе. Притом мы просто валяли дурака. Ты сам виноват. Не нужно было меня обижать за завтраком.

Кристи знает, что она врет. Грейс, выйдя замуж за Кристи, врет постоянно: сколько отдала за платье, какую книжку читает — вранье по мелочам, порождаемое опасением разонравиться.

Кристи. Ты лжешь.

Грейс. Я тебе никогда не лгу, Кристи, никогда.

Кристи. Тебе от меня ни гроша не отломится, так и знай.

О чем это он? О разводе? Час от часу не легче. Со временем, когда Грейс вполне уяснит себе, что самое страшное в жизни может случиться и случается и, как ты ни ловчи, как ни крути, этого не предотвратишь, она полностью отрешается от своего обыкновения приукрашивать факты и приобретает вкус к правде в самых ее жестоких, разящих, сокрушительных проявлениях. Теперь же, пойманная на месте преступления, она ведет себя смешно и глупо.

Грейс. Кристи, я тебя люблю. Я умру без тебя. Патрик для меня ничего не значит. Я разозлилась, что ты позволил ему меня писать, хотя знал, какой он, но у меня и в мыслях не было…

Кристи (не слушая). А ты, сукин сын, пшел вон из моего дома, пока я тебе шею не свернул.

Патрик. Но портрет далеко не завершен. Потребуется еще по крайней мере три сеанса…

Кристи делает шаг к мольберту, готовый изорвать в клочья холст, на который едва нанесены первые мазки, но здравый смысл и привычка уважать ценности берут верх.

Кристи. Закончите по фотографиям.

Грейс. Кристи, значит, ты простил меня…

Но он не простил. Одно дело — отдать жену по собственному выбору, и совсем другое — обнаружить, что выбор сделан ею самой.

— Между нами все кончено, Грейс, — говорит Кристи.

И это не пустые слова.

Он останавливается в дверях.

— И не надейся, что я отдам тебе детей, — прибавляет он.

Это тоже не пустые слова.

Кристи требует развода на том основании, что Грейс нарушила супружескую верность, и называет соответчиком Патрика. Грейс нечем крыть, потому что Патрик открыто признает справедливость обвинения. Судьи разглядывают ее с кислой миной и думают, что нельзя доверять воспитание детей особе, которая, по ее собственному признанию, придерживается столь низменных моральных правил. Однако и Кристи им не очень-то по душе. Уж больно ловкие у него адвокаты, уж больно он поливает грязью свою бывшую жену. Детям нужна женская ласка, а Кристи черств и рассудочен.

Грейс получает дом в Сент-Джонз-Вуде и до поры до времени — возможность смотреть за детьми, хотя вообще забота об их судьбе возложена на Кристи. Он приезжает каждое второе воскресенье, привозит дорогие подарки и нанимает на этот день няню. Дети сбиты с толку и не проявляют должного восторга. Грейс при виде его ведет себя крикливо, взбалмошно и неразумно. От Кристи веет холодом, равнодушием и силой.

Если бы эти двое не любили, каждый на свой ужасный лад, они, возможно, оставили бы друг друга в покое. А так — не могут.

Кристи женится на Джералдин, инспекторе отдела социального обеспечения по работе с детьми. Перед лицом столь мощного подкрепления, не говоря уже о таких фотоуликах, как: 1) две детские зареванные рожицы у Грейс в окне, 2) Петра, простертая в приступе злостного непослушания на тротуаре у входа в галантерейный магазин, и 3) Грейс, танцующая в ночном клубе с чернокожим партнером, — а также о справке от врача, что у Пьера глисты, судьям, по всей видимости, не останется ничего другого, как отдать детей на попечение отца. Тем не менее они продолжают раздумывать.

С разводом Грейс кое-как смирилась, с вторичной женитьбой Кристи — не может. Вероятно, где-то в глубине души таила надежду, что они сойдутся вновь.

Кристи возмущен ее, как он считает вопреки всякой логике, новыми изменами и не устает ей мстить. Он устанавливает слежку за ее чернокожим кавалером, и того привлекают к ответственности по облыжному (а может, и нет) обвинению в торговле наркотиками. Грейс забрасывает анонимными посланиями его заказчиков, друзей и родных и названивает им по телефону, выкрикивая в трубку непристойности.

Они совсем не встречаются друг с другом. Ее адвокаты, завидев ее, съеживаются. Его адвокаты потирают руки. Денежки идут! Они предъявляют судьям грязные письма, которые Грейс присылала Джералдин. Детей присуждают Кристи.

И он похищает их. А как же! Ему мало, если их тихо передадут ему положенным порядком. Это конец. Грейс не может подвергать их снова подобным встряскам. Она любит своих детей. Кристи — нет. Так пусть же они достаются Кристи.

Любовь, как Грейс теперь понимает, только приносит детям вред. Она должна отказаться от них — от них и от него. И отказывается. Прощайте, Пьер и Петра.

Пьер со временем поступает в военное училище, потом — в Оксфорд и наконец — на службу в гвардейский полк. Он неизменно ходит при галстуке, даже по воскресеньям.

Петра учится в частном пансионе, затем — на секретарских курсах. Она замечательно составляет букеты, венки и гирлянды из живых цветов, и в один прекрасный день ее портрет появится на обложке журнала «Сельская жизнь».

Когда их отец (на другой день после своей третьей женитьбы, теперь уже на Калифорнии) погибает в автомобильной катастрофе, Пьер и Петра опять живут у Джералдин, со стороны которой видят прекрасное обращение и ни капли любви. Калифорнии не было и нет дела до Кристиных детей. Ее всегда занимали только Кристины деньги, о чем она говорила открыто и что, как видно, не составляло для Кристи ни малейшей разницы.