Подвиг 1988 № 06 (Приложение к журналу «Сельская молодежь»)
Шрифт:
Вечером устроились на ночлег вблизи городка Амапули. Пришлось остаться там, потому что им объяснили: до следующего колодца до наступления темноты не добраться.
Не успели они еще приготовить ужин, как в лагерь явились четыре индейца из деревни. Поприветствовав, очень вежливо спросили, позволено ли им будет сесть.
— Комо но? — сказал Говард. — Почему нет? Вы нам ничем не помешали.
Четверо индейцев некоторое время сидели и наблюдали, как незнакомцы жарят мясо и варят рис.
— Вы, конечно, из дальних мест сюда пришли, — сказал наконец один из индейцев. — И собираетесь,
Куртин объяснил:
— Мы умеем читать книги, умеем писать письма и еще умеем обращаться с цифрами. С числами.
— С числами? — переспросил один из них. — Числа? Мы их не знаем.
— Десять — это число, — объяснил Куртин. — И пять — число.
— А-а, — отозвался тот же индеец. — Это правда, но только наполовину. Десять ничто, и пять — это ничто! Вы говорите про десять пальцев, про пять фасолин или три курицы, правда?
— Вот именно, — вмешался Говард.
Индейцы рассмеялись: их поняли! И один из них пустился в объяснения:
— «Десять» сказать нельзя. Всегда надо сказать, чего «десять». Десять птиц, или десять деревьев, или десять воинов. А когда говорят просто десять, пять или три, и не говорят чего, то выходит дырка, внутри которой пусто.
И они снова рассмеялись. Помолчав довольно долго, один из них сказал:
— Мой сын упал в воду. Мы его сразу же вытащили. Я не верю, что он умер. Но он не просыпается. Вы, конечно, читали книги и знаете, что можно сделать.
Говард спросил:
— Когда ваш сын упал в воду? Вчера?
— Нет, сегодня днем. Но он не просыпается.
— Я пойду с вами и посмотрю, что с ним, — сказал Говард.
Мужчины поднялись на ноги и вместе с Говардом ушли. Старика привели в дом, построенный из высушенных глиняных кирпичей. На столе в большой комнате лежал мат, а на мате — утопленник.
Говард очень внимательно осмотрел его, приподнял веки, приложил ухо к груди, ощупал руки и ноги и сказал:
— Попробую-ка я привести его в сознание.
Минут пятнадцать проделывал с ним разные движения для восстановления дыхания, велел обложить тело юноши горячими компрессами, растирал ему руки и ноги. Юноша сделал несколько глубоких вздохов — и задышал равномерно. А еще несколько минут спустя открыл глаза.
Мужчины и женщины, стоявшие в хижине, наблюдали за действиями незнакомца, не проронив ни звука. Обе женщины, подогревавшие воду для компрессов, обменивались жестами и лишь изредка роняли шепотком словечко-другое. Даже когда юноша окончательно пришел в себя, присутствующие не осмеливались заговорить. Говард взял свою шляпу, надел ее и пошел к двери. Никто его не удерживал, никто к нему не обратился. Только отец последовал за ним и протянул руку со словами:
— Большое спасибо, сеньор, — и вернулся к сыну.
Уже спустилась ночь, и Говард с трудом отыскал своих. Отблеск костра указал ему дорогу.
— Как это у тебя получилось? — спросил Доббс.
— Пустяки, — ответил Говард. — Сделал искусственное дыхание, он и очнулся. Парень был в шоке. И наверняка часа через два поднялся бы сам, без всякой помощи. Ну, наглотался немного воды… Вы мне хоть немного мяса оставили?
Они вновь отправились в путь еще до восхода
солнца. Рассчитывали вскоре достичь Томини и пересечь оттуда плоскогорье.После полуденного отдыха вновь навьючили ослов и собрались было вывести их на дорогу, когда Куртин крикнул:
— Что там стряслось? Нас вроде бы преследуют!
— Где? — спросил Доббс. — Да, теперь вижу. Верховые индейцы. Может, они не по нашу душу. Захотели, например, поразмяться или на базар торопятся. Всякое бывает…
Прошло совсем немного времени, и всадники оказались рядом. Они узнали четырех индейцев, которые вчера вечером нанесли им визит; кроме них, еще двое, которых Говард видел в хижине.
Индейцы поздоровались, и один из них сказал:
— Извините, сеньоры, но почему вы бежали от нас?
Говард улыбнулся:
— Мы не бежали. Нам необходимо продолжить путь, мы торопимся в город. Там у нас важные дела, очень спешим.
— О-о, — протянул индеец, сына которого выхаживал вчера Говард. — Дела подождут. Дела спешными не бывают. Дней много — не только сегодня, не только завтра и послезавтра. Но сначала я должен вас пригласить в гости! Не могу же я просто так вас отпустить. Вы вернули жизнь моему сыну. И поэтому просто обязаны погостить у меня. Вы будете моими гостями шесть недель! У меня есть земля. У меня много кукурузы. У меня есть коровы. Много коз. Я буду угощать вас каждый день доброй индейкой, яйцами и молоком. Моя жена каждый день будет готовить вам томалес.
— Благодарим вас от всего сердца, — сказал Говард. — Но если мы не прибудем в горой своевременно, наши дела пойдут прахом.
— Дела никуда не убегут, — вмешался другой индеец. — Дела вещь жесткая, как мясо старой козы. От дел одни заботы. К чему вам лишние заботы, если вам будет так хорошо у нас?
— Нет, нам нужно идти, нам обязательно нужно в город, — сказал Доббс, настроение которого начало портиться.
Когда индейцы убедились, что уговорить белых погостить труднее, чем они предполагали, один из них заявил:
— Пусть оба молодых идут, куда собрались, но ты, — и он повернулся к Говарду, — ты не уйдешь. Сын моего брата обязательно умрет, если ты не погостишь у нас. Мы обязаны воздать тебе за лечение, за твою доброту к нашему сыну.
Как ни злились все трое, как ни сопротивлялись, уйти им не давали. Шестеро мужчин окружили их тесным кольцом. Не драться же?..
Доббс, кажется, что-то придумал. Он сказал Говарду:
— Нашей вчерашней глупости не исправишь. Если ты останешься, они успокоятся. Им один ты нужен. Мы отправимся дальше, а ты нас догонишь. Это единственный выход.
— Хорошо тебе рассуждать, — пробурчал Говард. — А как насчет моего груза?
— Оставишь при себе, — предложил Куртин.
Но Доббс не согласился:
— Я бы не советовал. Они обо всем пронюхают и отнимут у тебя золото. Или начнут болтать, и дело выйдет наружу.
— Так как же быть?
— Мы возьмем твою долю с собой и сдадим в банк на твое имя. Или ты нам больше не доверяешь? — сказал Доббс.
— Не доверяю? Почему? — Говард улыбался, переводя взгляд с одного на другого. — Мы почти год прожили вместе и вместе работали. Доверять друг другу приходилось. Разве не так?..