Подвиг 1988 № 06 (Приложение к журналу «Сельская молодежь»)

Микич отложила поваренную книгу.

— Не ругайте вы эту несчастную женщину! Знаете, как ей приходится экономить! Что теперь купишь на эти деньги? Ничего! А детям все время что-нибудь нужно!

— Успокойтесь, — рассмеялся Берци. — Можете ее не защищать! Уж я-то знаю свою жену! Новый телевизор, новый холодильник, новая шуба… А я все это должен оплачивать!

— Теперь уже не должны. Ведь вы в разводе.

— Ну, Берта! — с коротким смешком сказала Лилла. — Что ж ты настраиваешь его против меня? Можно его не учить, у него своя голова на плечах! Он прекрасно знает, как обвести меня вокруг пальца.

— Я делаю все, как мы договорились, — недовольно взглянув на нее, сказал Берци. — Разве нет?

— Насколько мне это известно.

— Тебе все известно.

Лилла резко вскинула голову.

— А взнос за телевизор? — спросила она. — Принес?

— Конечно.

— Всю сумму?

— У меня в портфеле.

— Значит, все, как договорились, — сказала Лилла и горько усмехнулась.

Берталан Керекеш хотел было что-то сказать, но передумал. Лилла протянула ему чашечку кофе. Он отпил глоток.

— Крепкий, как всегда. Такой кофе только ты умеешь варить. С тобой никто не может сравниться! Всегда крепкий, горячий и горький. Мне так этого не хватает!

Лилла отвернулась и принялась убираться на кухонном столе. Микич по-прежнему листала поваренную книгу.

— Ну если у тебя все, — сказал Берци, ставя чашечку на стол, — я пойду. Скоро загляну опять, так что постарайся не поднимать слишком много шума, когда я тебе снова понадоблюсь. Лучше подожди, пока я сам приду, я ведь бываю у тебя довольно часто! Завтра я буду на пляже. Поцелуй от меня детей… В следующий раз я схожу с ними в кино. Спасибо тебе… — Он поцеловал Лиллу в шею.

Когда за Берталаном закрылась дверь, Микич спросила:

— Ты соль положила?

Лилла смотрела на лежавшее перед ней тесто, но думала совсем о другом… Уже десять лет она знает Берци. Ей тогда едва исполнилось восемнадцать, а Берци — двадцать два. И они всегда с полуслова понимали друг друга. А ведь большинство людей даже не знают, что такое любовь.

— Ты что-то сказала, Берта?

По ее голосу Берта почувствовала, что она плачет.

— Я спросила, положила ли ты в тесто соль. Не плачь! Чего тебе плакать-то? Ты же знаешь, что Берци тебя любит. Только тебя одну. Если бы ты сама с ним не развелась, он бы от тебя никогда не ушел. Ведь он и сейчас… Ну не плачь!

Лилла повернулась к Берте, глаза ее были полны слез.

— Знаешь, Берта, если бы все было так просто… как ты говоришь… и если бы Берци меня так любил… — не договорив, Лилла ушла в комнату и закрыла за собой дверь.

Вздохнув, Берта принялась месить тесто.

2

— Ну вот мы и снова встретились! — сказал Пооч.

На хмуром лице Хинча не отразилось дружеских чувств.

— Входите. Впрочем, вы не нуждаетесь в приглашении. — Доктор посторонился, пропуская капитана Пооча. — Смелее, вы уже знаете, куда идти. Что вам опять от меня надо?

— Как ваша мигрень? — спросил капитан.

— Пока держится.

— Сочувствую. Ведь вы, должно быть, сильно озабочены, верно?

— Что, опять подозрения? — хрипло спросил Хинч.

— Пока только предположения. Я вам кое-что принес.

— Пожалуйте в кабинет.

— Спасибо. Вот, взгляните. — Капитан поставил портфель на огромный письменный стол Хинча и достал фотографию. — Узнаете?

— Да. Это та самая рыжеволосая женщина, о которой я вам говорил. Подруга Евы Борошш.

— Вы вспомнили ее имя?

— Нет.

— Ее зовут Жофия Бакони. Мы ее нашли.

— Вот как?.. — Привычным движением Хинч снял очки и стал их протирать. — Это меня радует. А какое отношение это имеет ко мне?

— Я подумал, вам это интересно.

— Почему это должно меня интересовать?

— Вы были близко знакомы с ее женихом, Гезой Халасом.

— Ну и что же?

— Жофию Бакони сегодня утром убили. Мы нашли ее мертвой в собственной квартире.

На лице доктора промелькнул испуг, что не ускользнуло от внимания капитана.

— Так что вы на это скажете? — спросил он.

— А что я могу сказать? — удивился Хинч.

— Что вы об этом думаете?

— Право, не знаю…

— Тогда я вам скажу: вы испугались. Вероятно, потому, что это сделали вы. Или потому, что вы знаете или, по крайней мере, подозреваете, кто убийца. В этом случае почти наверняка и до вас тоже дойдет очередь. Вы ведь об этом подумали, верно?

Доктор Хинч сел в кресло. Выражение его лица снова стало непроницаемым.

— Когда это случилось? — спросил он.

— Как я уже говорил, сегодня утром.

— В таком случае у меня есть твердое алиби. Я разговаривал с вами.

— С восьми часов. А до этого?

— Был дома.

— У вас есть свидетели?

— Нет. Но зачем мне было ее убивать?

— Я предполагаю, что Жофия Бакони была свидетельницей первого убийства.

— Но позвольте!..

— Вы заявили, что вчера в пять часов вечера были у себя в кабинете. И в качестве свидетеля сослались на пациентку…

— Петерди!

— Имя которой вы не записали в свой журнал. А почему? Боялись, что мы ее найдем. Ведь в пять часов вас здесь не было. Вы пришли после пяти, причем с двадцатого этажа. Через несколько минут после того, как вытолкнули из окна Еву Борошш!

— Неправда! — закричал доктор Хинч.

— А что же тогда правда?

— Просто я забыл записать имя пациентки, потому что… ну в это время к дому подъехала «скорая помощь», и я выглянул в окно, мне было интересно посмотреть, что там случилось.

— Интересно? Почему?

— Кому ж это не интересно, когда под окнами останавливается «скорая помощь»?

Пооч недовольно покачал головой.

— Если бы дело было только в этом, вы бы не назвали имя другой пациентки, а сознались бы, что просто забыли записать. Значит, у вас были серьезные причины! Только какие?

— Я же сказал, что нет!

— Тогда я попробую угадать сам. Вы, доктор, отрицаете любой факт, указывающий на вашу связь с Евой Борошш или с кем-то из ее друзей. Вы ничего не знаете, ничего не видели и не слышали. Хотя одного из них, некоего Гезу Халаса, вы очень хорошо знали.

— Только как врач!

Пооч снова покачал головой.

— На скупщиков особенно не рассчитывайте. Выдадут имя продавца, как только дело коснется их собственной шкуры!

— Позвольте… Как вы себе это представляете! — возмутился Хинч.