Подвиг пермских чекистов

— А! — скис Черных. — Ты все наперед знаешь.

— Не огорчайся, — успокоил Семериков. — Радоваться надо зоркости людей наших.

Он посмотрел на часы, стал надевать шинель.

— В райком спешу, к первому. Ты малость отдохни и сходи в депо. Проинструктируй по новой все поездные бригады, какие там окажутся. Приметы сообщи. Приведи пример бдительности Фотея Ивановича. Вернусь — поедем навстречу свердловскому.

В Балезино (вторая поездка за сутки!) прибыли в пятом часу утра. Внимательно осмотрели спавших на скамейках и на полу вдоль стен пассажиров. Черных занялся выяснением, не попадал ли кто в поле зрения милиции. Семериков связался с райотделом НКГБ. Майор Широбоков подтвердил готовность проверить поезда, следующие за свердловским.

Дежурная в фуражке с красным верхом вышла на перрон и звякнула в старинный колокол. Пора на выход. Семериков повторил дислокацию. Начинают вчетвером с головы поезда. «Зри в ноги, — напомнил Черных сопровождающим их милиционерам, — ноги у него ухватом». Да, согласился Семериков, примета верная.

На первый вагон потратили около часу. Пассажиры спали как сурки. Пока-то расшевелятся, зевая и поругиваясь. С такими темпами до самой Перми проверка затянется. Стали поднимать людей решительней — в следующем вагоне за полчаса управились. Заскочили в спальный прямого сообщения. Черных заколебался. Надо ли генералов будить, время напрасно терять? Семериков настоял на своем. Чистить надо все, чтобы потом сомнений не было и лишней работы. В первом же купе оказался генерал.

— Иди к черту, — сказал он, не поднимая головы, когда Семериков встал в дверях и предложил приготовить документы для проверки. Заметив, что настырный капитан стоит и не собирается идти туда, куда его посылают, он приподнялся на локте. — Я директор эн-ского завода, это — мои военпреды. Не свети в глаза, убери свой вонючий фондрь.

Семериков доверительно прошептал:

— Извините, товарищ директор. Ищем весьма опасного преступника. Как раз на ваш завод нацелен.

Директор недоверчиво хмыкнул:

— Заливай подшипники! Ко мне, на мой завод? У меня такие ребята — мышь не проскользнет... Э, постой, капитан, чего с керосинкой ходите, не дают, что ли, электрические? Батареек нет? — Он полез, покряхтывая, в чемодан, вытащил горсть плоских батареек. — Держи гостинец из Москвы. Иди, лови кого надо.

Оставалось пройти шесть вагонов, когда под колесами застучали входные стрелки. Семериков глянул в окно — да, Верещагино уже. Скользнул взглядом по перрону. Эге, нашлась пропажа. Стрелок военизированной охраны, заплетаясь в полах тулупа, вел за руку Вовку. Семериков подозвал Черных.

— Продолжайте втроем с Семушиным и Мамаевым. Я сойду. Вовка нашелся. Да и балезинских товарищей надо встретить. Ни пуха...

С каждым проверенным вагоном убывала надежда. Версия Семерикова не оправдывалась, шарили в пустом поезде. Пересадку «Ворсин» наверняка сделал; похоже, Семериков это понял, только не признается. Вовка появился, видите ли, беспризорник ему важнее живого шпиона. Расщедрился — отдал следующие поезда соседям. А он, Черных, тянет верную пустышку. Ладно, задание он выполнит, дойдет до хвостового кондуктора.

На станции Чайковская стояли утомительно долго — пропускали на запад эшелоны с танками, пушками и самоходными установками. «Вперед, на Берлин!» — размашисто выведено мелом на стенке теплушки. Сердце Черных заныло ревностью. Дойдут ребята до Берлина, чужие страны и народы повидают. И он мог быть с ними, если бы не упрямство тех, кому попадали его рапорты.

Пока стояли на станции, обошли два вагона. Остался последний, хвостовой. В тамбуре наткнулись на раскрасневшуюся проводницу — подкидывала уголек в топку.

— В Семеново садился кто?— поинтересовался Черных. — Или в Захарово? Кто вышел в Котельниче? Быстро...

Проводница повернулась всем корпусом к нему, покачнулась, оперлась о стенку.

— Выходят и заходят. Станций много, я одна. Пассажиры у меня хорошие, «зайцев» нету.

Черных услышал запах водки, прошел в вагон. Раз выпила — значит, «заяц» поднес, не иначе.

Проверяли тщательно, поднимали каждого пассажира. Что за народ едет! Время к обеду, а все спят, еду экономят. В предпоследнем купе взглядом зацепился за мужчину на нижней полке справа. Тот, заслышав топанье сапог, отвернулся к стене и начал натурально всхрапывать. «Заяц», — догадался Черных и кивнул старшине Семушину на пассажира. Старшина прошел в купе, потрогал за плечо мужчину в бязевой нижней рубашке.

— Ваш билет, гражданин!

Тот — ноль внимания. Посвистывает в обе ноздри, поджав к животу ноги в диагоналевых офицерских галифе. Старшина переглянулся с Черных, протянул руку, снял с крючка китель, висевший в изголовье. Мелькнули узкие интендантские погоны с четырьмя звездочками.

— Встаньте, гражданин, довольно дрыхнуть! — рявкнул старшина.

Капитан послушно вскочил, сел на полке. Глаза чистые — не спал, притворялся. Черных ощупал его взглядом снизу вверх. Бог ты мой! Ухватик законный. Шрам на нижней губе. Волосы жидкие, лысинка на темечке... Какая встреча!

С верхней полки свесил лохматую голову пассажир в галифе:

— Повежливей, старшина. Как с офицером обращаешься!

Старшина не повернул головы.

— Прошу не вмешиваться. Это, к вашему сведению, безбилетный пассажир, звания тут ни при чем.

Интендант виноватым голосом начал оправдываться:

— Билета действительно у меня нет. В кассе не было. Поймите, не к теще на блины едем в горячее военное время.

— Предъявите ваши документы, — отчеканил Черных, сдерживая рвущуюся из груди радость. Ай да Семериков! Точно рассчитал маршрут «небесного» капитана. — Где садились? В Захарово, значит... Куда следуете?

Старшина прижал к груди китель, провел по нему рукой сверху вниз и отдал капитану. Тот полез в грудной карман, протянул офицерскую книжку. Старшина передал ее Черных.

— Тэ-э-эк-с. Значит, Ворсин Сергей Викторович, — вслух прочел Черных для старшины, чтобы не было ни капли сомнений. — Место службы... Помощник командира девятьсот двадцать седьмого запасного артполка по интендантской службе. Одевайтесь, капитан, в вагоне свежо.

Капитан поднялся с полки, стал натягивать китель. Старшина нагнулся и прогладил карманы галифе. Ничуть не смутившись от нахальства милицейского старшины, капитан сел и потянулся под полку за сапогами. Стоп! Старшина отвел его руку, выгреб ногой сапоги, вынул портянки и тряхнул голенищами вниз.

— Где табельное оружие? — спросил Черных. Краем глаза он отметил, что рядовой Мамаев надежно подстраховывает их, держит руку на расстегнутой кобуре.

— Зря копаетесь, служивые, — миролюбиво ворчал капитан. — Пора знать, что в тыловую командировку оружие не положено. Тем более — полк-то запасной.

Он неторопливо обулся, умело завернув портянки, притопнул каблуками.

— Понимаю, товарищи, служба у вас. Не сержусь за обыск. Может, присядем за столик? За наших, за геройское форсирование Днепра?