Подвиг живет вечно (сборник)
Шрифт:
Увлеченный искатель, прояснивший не одну малоизвестную страницу войны, Асанов ярким рассказом разжигал ту же страсть в других.
— Подключайтесь, — призывал он, — и перед вами откроется широчайшее поле поиска! Когда мы говорим, что в борьбе против фашизма проявился массовый героизм советского народа, — это не просто констатация исторического факта. Это конкретные судьбы миллионов людей. Славные судьбы! И о многих из них мы пока всего не знаем. Не знаем отчасти потому, что не всегда в живых оставались свидетели подвига — друзья. Редко ли подвиг совершался на глазах у врагов, только врагов? И тогда очень скупые, искаженные сведения о нем сохранились разве что в уцелевших вражеских документах да в памяти фашистских недобитков. Попробуй докопайся! Но
…Несколько лет назад, рассказывал далее историк, в Краснодаре состоялся судебный процесс над военными преступниками — агентами гитлеровского контрразведывательного органа ГФП-312. Краснодарские чекисты положили на стол правосудия двенадцать объемистых томов с материалами, что собирались по крупицам: гестаповцы умели заметать за собой следы. Те материалы не только до конца изобличали злодейскую группку предателей, по и раскрывали картины массового сопротивления оккупантам. Драматические картины! В двенадцати томах назывались сотни имен, достойных восхищения.
«Да, припоминаю, ее звали Аня, — нехотя выдавил из себя один подсудимый. Речь шла о девушке, которую пытали в застенках ГФП. — Аня. Больше она ничего о себе не сказала…»
Кем была девушка, назвавшаяся Аней? Почему гестаповцы не расправились с ней там, где схватили, — в деревне Джермай Кашик, под сильной охраной привезли в Старый Крым к самому полицей-комиссару Отто Каушу, а затем отправили в Симферополь, где обосновалось тогда еще более высокое гестаповское начальство?
Асанов решил выяснить все до конца. На это ушли годы. Но теперь знает историк, что военная разведчица Отдельной Приморской армии Алиме Абденнанова — София, связь с которой прервалась в феврале 1944 года, и Аня, ничего не сказавшая палачам, — одно и то же лицо. Во всей полноте раскрыт Асановым подвиг Алиме — Софии, восемьдесят одно донесение которой дало советскому командованию ценнейшие сведения о численности, расположении, перемещении частей противника на Керченском полуострове.
«Радиограмма № 16 от 19.10.43 г. В деревне Семь Колодезей — штаб третьей румынской пехотной дивизии. Здание штаба выделяется цинковой крышей — 200 метров от шоссе к северу. 400 метров юго-западнее железнодорожной станции Семь Колодезей, за школой — склад горючего…»
«Радиограмма № 39 от 26.11.43 г. Район Султановки окружен патрулями, объявлен запретной зоной. Там штаб немецкой армии…»
«Радиограмма № 7 от 14.01.44 г. На аэродром Багерово в транспортных самолетах прибывают войска… 13.01 по шоссе в сторону фронта прошло 8 автомашин со снарядами…»
Представляя Алиме Абденнанову к ордену Красного Знамени, разведотдел штаба Отдельной Приморской армии отмечал: «В момент отхода частей противника с Таманского полуострова точно ориентировала командование о направлении их движения… По ее данным, авиация неоднократно бомбила боевые порядки и скопления фашистских войск…»
В ходе Краснодарского процесса были выявлены некоторые фамилии патриотов, арестованных тем же 312-м отделением ГФП: Наголов, Касьянов, Белоненко, Влачуга, Савченко… Андрей Наголов и Александр Касьянов умерли под пытками. Анна Белоненко и Лидия Влачуга расстреляны фашистами на станции Семь Колодезей в декабре 1943 года. Василия Савченко изверги обернули красным знаменем и подожгли…
В те самые дни, когда Софинформбюро сообщало о подвиге трагически погибших молодогвардейцев Краснодона, еще одна боевая подпольная организация, тоже назвавшая себя «Молодой гвардией», родилась в оккупированном селе Марфовка Приморского района Крымской области. Молодогвардейцы Крыма уничтожали оккупантов, перерезали телефонные провода, распространяли антифашистские листовки, снабжали боеприпасами и медикаментами партизан, что обосновались в Багеровских катакомбах.
Трудно, неимоверно трудно приходилось подпольщикам. Отделения ГФП, выслеживавшие их, комплектовались из
числа коварных и многоопытных выкормышей Гиммлера. Железные нервы, неистощимая провокаторская изобретательность, отличный нюх. Прежде чем попасть в ГФП, каждый ее сотрудник многократно испытывался и проверялся по различным каналам. Впрочем…— Впрочем, послушайте, — перебил сам себя Асанов, — что произвело на меня очень сильное впечатление во время все того же Краснодарского процесса.
Ежится на скамье подсудимых гестаповец Альфред Михельсон — один из тех, чьи руки обагрены кровью крымских молодогвардейцев. На допросах он лгал, отрицал свои преступления. Но вот трибунал вызывает свидетеля обвинения, и Михельсон узнает в нем старого знакомого. Да, ошибки нет, это Рудольф. Тот самый зондерфюрер, который был адъютантом полицей-комиссара Кауша. Как он здесь очутился? Михельсону страшно: этот свидетель знает о нем немало. Еще бы! В Старом Крыму они жили под одной крышей…
— Сидящего передо мной гражданина, — говорит тем временем свидетель, — я хорошо знаю. Это Альфред Михельсон. Он известен мне по совместной службе в гитлеровском контрразведывательном органе гэ-эф-пэ триста двенадцать. Наши взаимоотношения складывались нормально, личных счетов у нас нет…
Эти слова вроде бы успокаивают Михельсона: может быть, именно Рудольф и выгородит, не скажет всего. Но тут же мизерная надежда рушится.
— Я отчетливо помню, — продолжает свидетель, — как 29 декабря 1943 года Михельсон, Шепф, Хуцлер в крытой машине повезли к горе Агармыш мужчину и женщину, арестованных в Феодосии. У подножия горы машина остановилась. Я все хорошо видел из окна: гора Агармыш — в шестистах метрах от здания, где размещался штаб гэ-эф-пэ. Михельсон, Шепф, Хуцлер вытащили обреченных из машины, поволокли к яме. Затем донеслись хлопки выстрелов. Вечером, разбирая для чистки пистолет, Альфред хвастал, что ему ничего не стоит «расколоть» партизана, что тех двоих, из Феодосии, он «расколол» в считанные минуты…
Многое рассказал далее трибуналу бывший адъютант Отто Кауша. Когда он кончил давать показания, в зале стояла напряженная тишина. Люди оцепенели, ибо жутким было услышанное ими. Первым пришел в себя опытный адвокат, выступавший на процессе защитником Михельсона. Он попросил слова и обратился к свидетелю:
— Вместе с моим подзащитным вы служили в отделении тайной полевой полиции, которым совершено столько преступлений. Так? И вот мой подзащитный — на скамье подсудимых, а вы — на свободе, выступаете свидетелем. Как вам удалось избежать суда?
Что ж, вопрос вполне законный, надо отвечать. Но тут поднялся председатель трибунала генерал-майор юстиции Степан Митрофанович Синельник:
— Товарищ защитник, я ваш вопрос на некоторое время снимаю. Объявляю перерыв!
Взбудоражено гудит зал, все горячо обсуждают ловкий ход адвоката. Разумеется, Михельсону никто не сочувствует, но почему его дружок разгуливает на свободе? Арестовать его немедленно!
После перерыва председатель трибунала спросил подсудимого:
— Как вы думаете, почему свидетель, который только что дал показания, будучи сотрудником гэ-эф-пэ, не участвовал в расстрелах, пытках, насилиях?
— Он был трусом. Всюду ему мерещились партизаны. Белоручка, он увлекался фотографией да подобострастно таскал портфель Кауша.
Генерал Синельник, глянув на свидетеля, усмехнулся и сказал примерно так:
— Эх, Михельсон! Столько усердия проявляли на службе в полевом гестапо и не знали, что шеф гэ-фэ-пэ триста двенадцать доверил носить свой портфель… советскому разведчику!
Эти слова будто взорвали зал. Люди поднялись с мест и долго аплодировали необыкновенному свидетелю — бойцу невидимого фронта. А он стоял смущенный, не привыкший к аплодисментам — ведь не артист. А вообще-то как сказать. Долгие месяцы в такой труднейшей роли! Сфальшивишь — не отделаешься тем, что упрекнет тебя театральный критик или освистают с галерки. Одно неверное слово — и смерть. Но он жив, невредим и, значит, сыграл роль зондерфюрера по требованиям высокого класса.