Подьячий Разбойного приказа

***

Я прошел по крыше конюшни к окну и осторожно постучал в него. Окошко тут же распахнулось, я скользнул внутрь… и получил подушкой по голове. А подушки здесь увесистые, так что поверьте, килограмм пуха немногим лучше, чем килограмм железа.

— Ты… — шлеп, — Где… — шлеп, — Всю… — шлеп, — Ночь… — шлеп.

— Да хватит вам! — я выхватил одну из подушек и тут же получил щелбан в лоб. Прямо в шишку, — Аааай!!!

Больно же!

Злость и тревога тут же были забыты и меня в три пары рук потащили на кровать. В другой ситуации я бы даже, наверное, обрадовался. Наверное. Хотя — я и сейчас не расстроился! Когда тебя жалеют и лечат — это прияяятно!

— Вот, — Настя щелкнула пальцами, стряхивая откат Целебного Слова, после которого я перестал походит на хуманизацию аликорна, — А теперь давай, рассказывай, где ты шатался всю ночь?

— Известно, где, — хихикнула Аглашка, — По девкам.

Вот… язва. Знает же, что я… это… скромный очень.

— Ах вон оно что… — протянула Настя, — А мы тут переживаем, ночь не спим, крутимся под одеялом, от жары и духоты изнывая, даже рубашки снять пришлось…

Издеваются. Я с трудом отогнал фантазии. Нет, они точно издеваются. Я повернулся к Клаве, за сочувствием и пониманием.

— Правда, что ли, по девкам? — распахнула она свои глазищи.

Аааа!!!

— Отставить смех! — рявкнул я, — Всем принять маскировочный облик!

— Так мы уже, — развела руками Настя, как бы показывая, что они все уже в образах.

— Кроме тебя, — опять Аглашка. Отшлепаю. Вот, честное слово, отшлепаю. Отец я или не отец?! Должон я сына учит или не должон?!

Я потянулся к мешку, в котором лежала борода — и понял, что забыл его у Афанасия.

Золотистый… Масляный… Поджаристый… Огромный такой…

БЛИН!!!!

* * *

Вылезая в то же окно и пробежав опять по крыше конюшни — я тут скоро тропу набью, ей-богу! — я застрял на пару минут, ожидая, пока две какие-то кумушки закончат свой очень важный разговор и уйдут из проулка. Спрыгнул вниз и пулей рванулся к Афанасию.

— Подьячий Иван! — тот обрадовался мне, как давно потерянному сыну, — А я уже и не знал, что делать, вещи-то вы свои забыли! А куда направились — я-то и не знаю! Но вы не сомневайтесь, не пропали бы они, так бы у меня и лежали. Но нет худа без добра — я вам как раз угощение в дорогу приготовил!

И вместе с забытым мешком мне вручили лубяной кузовок с пряжеными пирожками. Пахло от него… у меня даже живот квакнул. И всякие глупые фантазии из головы вылетели. Осталась только одна — как я сейчас усядусь на повозке и кааак заточу эти пирожки в одно лицо! Половину — точно!

С такими мечтами я подошел к крыльцу постоялого двора Варлама — и у первой ступени столкнулся со своими девочками.

Блин! Блин-блин-блин! Столько блинов, как будто в «Теремок» зашел. Так размечтался, что поперся прямиком через входную дверь!

Глаза Насти расширились, я еще успел подумать, что она, как и все остальные, явно не ожидала меня увидеть и сейчас опять получу порцию едких шуточек… А потом я понял, что она смотрит мимо меня и лицо такое… Как будто у нее в руках автомат, а там, по улице, идет ее злейший враг.

Я оглянулся.

Тут блинами не обойдешься…

По улице действительно шел настин злейший враг. В количестве трех штук.

Темно-оранжевые, «янтарные», кафтаны. Которые любят носить люди боярина Морозова. А также его стрельцы. Те самые, что убили ее маму.

Мне казалось, Настя спокойно перенесла ее гибель, здесь вообще к смерти относятся спокойнее, чем мы, мол, ушел в лучший мир, все там будем… Оказывается, не перенесла.

Глаза белые, лицо каменное, губы шевелятся…

Да она же Слово произносит!

Полыхнуло, Клава с визгом упала в лопухи, на нее приземлилась Аглашка, а мимо меня, в сторону морозовских полетел огромный огненный шар.

Глава 32

В следующую секунду полетела сама Настя. Но не в сторону морозовских, конечно, а вниз с крыльца, приземлившись на завизжавших девчонок и окончательно образовав кучу-малу.

Спихнув огнеметательницу, я выпрямился и, скорчив грозную рожу, вытянул руки со скрюченными пальцами вперед. Мол, видите? Это я файербол кастанул! Я, грозный Викентий! Бойтесь!

Люди Морозова бояться не собирались. Пусть и не ожидавшие атаки на ровном месте, они отреагировали мгновенно, рассыпавшись в стороны и пропустив шар огня мимо себя — он влетел в забор, бесследно расплескавшись по доскам — после чего начали разворачиваться в мою сторону.

И увидели то, что увидели — потеряшку-Викентия, который запустил в них огнем, и каких-то девчонок, которые, испугавшись шара, попадали с крыльца.

Правильно. Так все и было. Так и думайте.

Блин. Блин-блин-блин!

Морозовские долго не задумались — увидев меня, они тут же рванули вперед, к крыльцу, только полы кафтанов захлопали. Лица суровые, прямо как у того робота из жидкого металла в старом «Терминаторе». Если робота одеть в кафтан и колпак. И бороду еще прицепить.

Скользнув на ледяном пятне — откат от Слова, как и в свое время у Клавы, прошел вниз — я стартанул к уже знакомому проулку.

Липкое Слово!

Только свернув за угол и пропав из глаз топочущих по мостовой преследователей, я прыгнул вверх и, приклеившись к стене, побежал вверх огромным пауком. Поднявшись на уровень второго этажа, я вывернул к крыше, по которой сегодня уже неоднократно побегал. Но двинулся не по самой крыше — услышат топот — а все так же, по стене, над верхними наличниками окон. К своему, так и приоткрытому.

Кубарем вкатился в комнату, быстро закрыл окно, стараясь не стукнуть створками, сбросил мешок, так и болтавшийся за спиной, выхватил из него бороду, плюнул на нее, буквально, размачивая подзасохший клей, прилепил к подбородку и принялся раздеваться.

— Ой! — вбежавшие в помещение девчонки увидели меня, и Клава густо покраснела. Хотя чего там краснеть — я был в том самом белье, которое закрывает тело больше, чем стандартная летняя одежда в двадцать первом веке.

Поправив бороду, сдвинувшуюся вбок за время раздевания, я запихнул одежду и мешок в другой мешок, побольше, толкнул его в угол и прыгнул под одеяло.

Вовремя: уже через несколько секунд в распахнувшуюся дверь сунулся кто-то из Морозовских. Дальше я не видел, так как закрыл глаза и притворился спящим.

— Кто здесь у вас? — это морозовский.

— Не видишь, что ли? — зашипела Аглашка противным дискантом, — Сестру мою напугали своими огнепыхалками! Плачет, бедненькая!

Тихий всхлип.

— И меня тоже! — а вот Клаве скандальные нотки явно не удались. Скорее, у нее получилось что-то жалобное.

Морозовский молчал. Ушел, что ли?