Подземелье Мерцающего Света

— Тролли не передают сигналы, — отвечает девушка.

— Ну хоть это радует, — выдыхаю я.

— Снежные тролли умеют регенерировать ткани, что находятся далеко от их тела. А еще, ткань сама регенерируется, даже если основное тело мертво. Круто?

— Круто, — соглашается с ней Леха. — Ты теперь так можешь?

— У меня как бы и так задатки и предрасположенность к этому была. А теперь, благодаря исследованию ткани тролля и внедрения в себя фрагментов генного кода, могу. А благодаря взаимосвязи этой функции со способностью уули по передачи данных и удаленному управлению, постигаю новые возможности.

— Это какие? — уточняю я.

Мы выбираемся к развилке. С одного из проходов в нашу сторону выползает уули первой стадии взросления.

— Хек! — Буги, сменив секиру на молот, с размаху отправляет склизкого трилобита в полет.

— Иууу! — моб пропадает в темноте того прохода, откуда приполз.

Мы же сворачиваем в другую сторону.

Лиси продолжает объяснять свои новые возможности.

— Эти возможности тоже были заложены во мне. Они были свойственны для моей мамы. Скоро смогу подселять часть себя в организмы и контролировать их на расстоянии. Тех же уули, что сейчас подсоединила к себе и махтунга, я не убила. Я их чувствую по отдельности. Управляю ими. Чувствую, что чувствуют они. Это так классно!

— Ты, там, давай, аккуратней с желаниями, — бросаю ей. — Твоя мамашка тоже чувствовала, как классно всеми управлять. Так классно, что хотела захватить и управлять всеми живыми на свете. За что твой папашка и отправил ее в космос.

— Знаю, — спокойно отвечает Лиси. — У меня таких желаний не возникает. И я не чистый клон моей мамы. Во мне присутствуют иные части и генный материал. Плюс, на мой психотип и личность многое повлияло. А мой основной папа, вычислил, что мой потенциал намного выше, чем у матери.

В этот момент снова выбегаем к развилке. Перед нами три новых пути. Вопрос, куда бежать?

— Там и там, — указывает Лиси, — чувствую приближающихся уули. Много уули.

— Значит, туда точно не идем, — констатирую я. — Остается выбрать меж двух проходов.

— Оттуда веет свежим более прохладным воздухом, — Закко показывает на крайний левый и более узкий лаз.

Туда мы и лезем.

Благо, после узкой части, проход становится просторней. В нем можно выпрямиться в полный рост и ускориться. Впереди, после изгиба туннеля, замечаем яркое пятно выхода из пещеры. Это радует.

Выход оказывается широким и высоким, но на большую половину завален сугробом. Приходится взбираться по рыхлой снежной горке.

Оказавшись на вершине, на границе выхода, натыкаемся на здоровую зубастую и клыкастую харю с бивнями на уровне наших лиц. Она пялится на нас и облизывается.

— Опять?! — психует Закко.

Глава 43(2)

— Кабздец! — выдыхает Гон-Донн.

— Он самый! — подтверждает Писс-Дум.

Все это троица выдает почти одновременно. Остальные же просто застывают, уставившись на мохнатую кабанью харю.

Кассец лютый высокогорный — 38 уровень.

Белая и мохнатая гора мяса выглядит действительно люто. Хоть форма головы с ее тупым носом, клыками и бивнями напоминает кабанью, но несколько массивных, коротких рогов на переносице и мощная туша, размером с корову, показывают, что эта животина никакого отношения к кабану не имеет. Тело словно от сильного и стремительного атлета животного происхождения. Чем-то напоминает волчье. Или лисье, только большое и с гипертрофированными мышцами, чьи толстые канаты и жгуты заметно перекатываются под густой белой шерстью. Песец какой-то!

Тварь, рассмотрев нас внимательней, от радости раскрывает свою пасть чуть шире. Слюни текут рекой.

— Да, задрали все! — психую уже я, так же как и Закко.

Не, ну, реально, почему снова перед выходом из пещеры нас поджидает какая-то тварь?

В отличие от полудроу, мой псих не заканчивается лишь одним высказыванием. Срываю со спины шкуру северного махтунга, которым управляет краказю, и бросаю на кабанью харю.

Глаза летящего Ктулху выражают полное непонимание ситуации. Они так и кричат: «Хозяин, ты ничего не перепутал?! Ты ж обычно пернатым химероидом бросаешься! За что ты так со мной?!»

Харя же, удивляясь наглости и глупой смелости небольшого существа, что замахнулось рукой на гиганта и швыряется какой-то тряпкой, даже меры принять не успевает. Шкура очень широкая. И она накрывает мохнатым покрывалом всю морду зверюги. Некоторые клыки, бивни, и рога пробивают ее насквозь, но это лишь только делает хуже самому монстру, превращая «тряпку» в намордник.

Кассец не может раскрыть пасть. Сил челюстей не хватает, чтобы растянуть шкуру северного махтунга, которую удерживают бивни, клыки и рога. Зверюге лишь остается глухо реветь. И трясти башкой. Ей ничего не видно. Дышать тяжело. Скушать ничего не получается.

«Люди — садюги!» — так и читается в рыке существа.

— В стороны! — командую я, когда кассец начинает загребать ногами.

Вовремя.

Мы успеваем отпрыгнуть по сторонам. И пока скатываемся со снежной горки, наваленной у входа в пещеру, в нее влетает зверюга. Она словно волнорез, пронзает сугроб, раскидывая его в стороны, и на скорости влетает под свод. И… прямо в свод. Башкой. Телом махтунга. Давя и плюща шкуру.

Удар выходит мощным. Чудо, что пещера не обваливается. Кассец шатается, трясет головой. Досталось ему неслабо. А вот шкура продолжает служить намордником. Крепкая она. Но будь северный махтунг жив, сдох бы.

А мой Ктулху не дурак. Быть расплющенным ему совершенно не хотелось. Потому он вовремя покинул тело махтунга и перед столкновением успел переместиться на шею зверюге. И пока та пытается прийти в себя от удара по голове, краказю вовсю шерстит своими щупальцами, стараясь взять монстра под контроль.

Любому становится понятно, что здоровому и опасному существу такое положение вещей совершенно не нравится.

— Отбегаем дальше! — кричу остальным, когда вижу, что кассец, начинает отходить от удара.

Мы, на всякий случай, прячемся за ближайшими крупными валунами. Зверюга в этот момент беснуется и бьется о стены пещеры. Вылетает из нее и врезается башкой в скальное образование, за которым спрятался Закко. Полудроу аж подпрыгивает от удара.

— Давай, Ктулху, ты справишься! — подбадриваю питомца.

Чем привлекаю внимание зверюги. Та уже словно пьяная, еще бы, так башкой о стены биться, устремляется в мою сторону. И втыкается лбом в камень, за которым прячусь я.

Рога на переносице, воткнувшись в камень, делают в нем трещину. Словно удар колуна по полену.