Подземелья Лондона

— Как вам вино? — поинтересовался Клингхаймер.

— Эликсир жизни, — ответил Сент-Ив.

— Тогда задавайте ваш следующий вопрос. Мне редко выпадает случай выговориться.

— Что вы намерены делать с Нарбондо сейчас, когда в его венах тоже течет сок грибов? Теперь, когда он стал одним из ваших «соратников»…

— Мы не просто намерены — мы уже сделали это, сэр: получили доступ к его умственной деятельности. Доктор Пиви трепанировал череп Нарбондо, и его разум подвергся обследованию. Он — вместилище обширного знания, каковое известие вас не удивит, и благодаря грибам это знание осталось невредимым. К тому же психика Нарбондо очень шатка, им движет ненависть — эмоция, достойная презрения, как, впрочем, почти все, что мы называем эмоциями. По этой причине он обречен прозябать в своей тюрьме из дерева и стекла. Его жизнь зависит от меня — я решаю, отнять ее или продолжить. Будете ли вы изумлены, узнав, что он в полном сознании? Можете поговорить с ним, если это вас позабавит.

— Ничто в этом человеке меня не забавляет. Как доктор Пиви проводит это «обследование» разума?

— Его методы включают в себя электростимуляцию коры головного мозга и соединение двух мозгов — буквальное связывание их тонкой золотой проволокой, по которой знание проходит в виде электрического тока. Посредником выступал Уиллис Пьюл.

— Так вот чем объясняется наличие проволочек на голове Пьюла, которые перепутаны с его волосами!

— Именно так. Проволочки зафиксированы в его мозгу. Вы сами могли заметить, что никаких видимых болезненных эффектов нет. Напротив: мистер Пьюл имеет честь быть первым исследователем бескрайнего океана, коим является человеческий разум. Сам я — второй.

— В переносном или в буквальном смысле? Вы добровольно легли под нож Пиви?

— В буквальном.

— Несмотря на то, что он «жизней вовсе не щадит»?

— Даже так. Это злосчастное безразличие приводило со временем к великим успехам. Уиллис Пьюл тому пример. Нарбондо — еще один. Доктор Пиви сделал и другие открытия. Он обнаружил местонахождение паранормальных способностей, равно как и способы усилить их.

— Вы об этой ерунде насчет шишковидной железы?

— Уверяю вас, профессор, слово «ерунда» сюда совершенно не подходит. Речь идет всего-навсего о том, чтобы вызывать точечные повреждения очень тонким электродом, о том, чтобы… открыть окно, так сказать, — Клингхаймер низко наклонил голову и, раздвинув волосы, показал маленький полукруглый шрам.

— Видите? — спросил он.

— Да, — кивнул Сент-Ив. — Значит, без трепанации?

— Нет необходимости. Пиви провел большую часть года, отыскивая route, скажем так, к центру мозга, где между полушариями размещается эта железа. Улицы города и приемные наших больниц исправно поставляли субъектов, которые принимали участие в экспериментах доктора Пиви — если и не вполне добровольно, то после довольно безобидных уговоров. Когда Пиви обрел достаточную уверенность в себе, я сам охотно «лег под нож», как вы это сформулировали. Результат был необычайным.

— Признаюсь, все это меня поразило, — сказал Сент-Ив. — Каковы же ваши мотивы, если не материальная выгода?

— Мой единственный мотив — познание, сэр. Как я сказал всего минуту назад, я восходитель. Мои цели на вершине, и я пользуюсь любыми подручными средствами, чтобы совершить свое восхождение…

Дверь открылась — на этот раз для Джимми, который кивнул и встал у двери. В руке у подручного Клингхаймера был пистолет, и смотрел этот тип на Сент-Ива с отвращением.

— Ага! — воскликнул мистер Клингхаймер, — похоже, доктор Пиви заканчивает свою работу. Не пройдете ли вы со мной в театр, профессор? Полагаю, вы увидите некоторые поразительные вещи.

Клингхаймер поднялся и покинул комнату. Джимми зашел за спину Сент-Иву, и втроем они отправились в анатомический театр, где было тепло до духоты. Сент-Ив увидел огромную железную печь, шириной в три фута и длиной в восемь, которая издавала низкое гудение; она и производила тот дым, что шел из замеченной Сент-Ивом трубы. Массивный патрубок соединял печь с трубой.

От зрелища жуткой печи Сент-Ива отвлек вид Клары Райт, привязанной к стулу. Голова девочки упала на грудь, словно ее усыпили эфиром. Рядом располагалась стойка на колесиках. С ее вершины свисало нечто, напоминавшее видом свиной мочевой пузырь, соединенный трубкой с шприцем, закрепленным на ее руке. Доктор Пиви трудился над конструкцией, прилаживая механизмы, похожие на насосы, которые перекачивали жидкость из пузыря в инжектор.

— Клара и я вступаем в брак, я вам уже говорил, профессор, — прошептал Клингхаймер. — Брак в высочайшем смысле этого слова. Она, как видите, должным образом облачена в подвенечное платье, сшитое из отличного английского — макклсфилдского [36] — шелка. Согласитесь, платье искусно в своей простоте. Добиваться показной элегантности не было времени, да и в самой девушке нет ничего показного.

Сент-Ив смотрел на Клингхаймера, выискивая любые внешние признаки извращенного юмора, иронии, но не видел ничего, кроме маски самодовольства.

36

Макклсфилд — город в графстве Чешир, славившийся производством шелка.

— Наша церемония не предполагает священника, а этот театр будет нашей скромной церковью. Моя кровь уже сейчас течет в ее венах, смешиваясь с ее собственной, а ее кровь с моей, а в смеси доза эликсира грибов — буквальное единение, понимаете? Ничего символического. Девушку усыпили и зафиксировали на стуле ради ее же блага. Иначе она могла бы навредить себе.

— Вы рискуете убить ее, — возразил Сент-Ив. — Если кровь несовместима…

— И убить себя, сэр. Мы с Кларой дважды обменялись кровью и будем продолжать обмениваться, пока не станем единым созданием — по крайней мере, в самой сути. Будь наши крови, так сказать, несовместимы, мы бы уже давно об этом узнали. В этих вопросах я, видите ли, завишу от доктора Пиви — точно так же, как Пиви зависит от Жюля Клингхаймера.

— Чего вы надеетесь добиться этой опасной игрой, сэр?

— Ясновидения, если говорить максимально коротко. Второго зрения. Одна из моих целей — раздвинуть границы своих чувств, чтобы видеть дальше, чем видят простые смертные. Клара, разумеется, не из числа простых смертных, и она поделится своими силами со мной. Я в ходе превращения. Вы же, сэр, в ходе развоплощения, что является величайшем проклятьем людей. Нет, сэр, заклинаю вас, храните пока молчание. Я хотел бы соединиться с моей невестой. Сядьте, пожалуйста, профессор.

Мистер Клингхаймер дождался, пока Сент-Ива усадили, а затем выбрал себе такое место, откуда мог видеть Клару полностью. Он устроился там и замер. Сент-Ив следил за лицом Клингхаймера, теперь совершенно лишенным выражения, и пытался догадаться, что тот задумал.

* * *

Клара ощущала, как кровь медленно перетекает в ее сосуды — количество, в точности равное тому, которое взяли у нее и влили мистеру Клингхаймеру, — по крайней мере, он ей так сказал. Там, где торчала игла, чувствовалась боль, но ей доводилось в жизни страдать сильнее, к тому же она знала, что боль отступит, когда иглу вынут. Клара силой отвлекла себя от мыслей о том, как портится ее кровь…

Она знала, что профессор пришел. Финн сказал ей, что он в Лондоне. Профессор пришел сюда, к доктору Пиви, чтобы забрать ее с собой? Кажется, они не ладят с мистером Клингхаймером, который зачарован звуком собственного голоса и своей болтовней. «Вы рискуете убить ее», — сказал профессор. Однако смешивание крови продолжилось. У профессора здесь нет власти. Если бы была, он прекратил бы то, что они делают.

Она почувствовала, что кто-то наблюдает за нею — не снаружи, но изнутри, словно незваный пришелец, который проник в темный дом и в молчании глядит на спящую семью. Пришельцы никогда не сулят добра. Она начала читать наизусть «Джамблей», чем уже давно пользовалась, чтобы изгонять непрошеные мысли из разума, когда хотела его упорядочить, или зажечь свет во тьме — свет, который могла видеть ее мама: