Подземный флот маркшейдера Вольфа
Шрифт:
– Па, я знаю, что это опасно, - еще раз со всей сознательной твердостью повторил он.
– Так зачем тебе эта деталь от мотоцикла? – еще раз спросил папа.
И тут Кит понял: если уж папа открыл ему великий семейный секрет, то и он должен поделиться с отцом своим секретом: осторожно рассказать хотя бы то, что не напугает папу до смерти. Хотя трудно было представить, что папу что-то может напугать до смерти, до инфаркта. Можно было, конечно, просто соврать про то, что он хочет быстренько собрать старинный мотоцикл, но… нет, такое не прокатило
– Па, ты веришь, что путешествия во времени… ну, в общем, могут быть? – начал Кит почти издалека.
Папа даже глазом не моргнул. Но почему-то сжал губы… и почему-то долго молчал.
– А ты знаешь, что это может быть куда опаснее, чем применение самого страшного оружия? – вдруг спросил он Кита, и снова - тем самым странным, пугающим шепотом.
У Кита перехватило дыхание…
Потом он с трудом вздохнул, выдохнул и снова глубоко вздохнул, чтобы сказать твердое и уже проверенное на собственной шкуре «да», но…
Но в этот момент дверь открылась – и на пороге появилась мама.
И Кит посмотрел на нее… как? Да, по меньшей мере, как на ввалившегося в комнату снежного человека, йети.
В руках у мамы был… да-да, тот самый старинный аристократический костюмчик, в который Кита одел чинный и расфуфыренный слуга коварного Льва Константиновича!
Ничего особо опасного лицо мамы не предвещало. Просто оно было очень удивленным и совсем немного сердитым.
– Что это у тебя, а? Почему такой дорогой театральный костюм в шкафу скомканный лежит? – совершенно, в общем-то, по делу, спросила она.
«Молыньей» промелькнула в воображении Кита такая картина: мама зашла в его комнату, решив все-таки разобраться, можно ли починить джинсы… а заодно и посмотреть, не пора ли что-нибудь еще у сына постирать или погладить.
Кит ненавидел эту мамину привычку без объявления устраивать шмон в его шкафу. Он бы тут взорвался, как бывало раньше, но… только не сейчас! Нельзя было начинать ссору-разборку с мамой в эту ответственную минуту великих откровений, хоть убейся!
– А что ты так смотришь, будто сам этот костюм первый раз видишь? – задала наблюдательная мама новый каверзный вопрос.
– Ты веришь, что путешествия во времени возможны?
Кто задал маме такой, еще более каверзный, сбивающий с толку встречный вопрос?.. Не угадали. Не Кит. У Кита в голове, вообще, полная каша была, и он бы сейчас пропал… Папа, родной папа выручил его! Это он спросил маму – да еще весело так, с приколом.
– Не верю, - четко ответила мама, продолжая глядеть на Кита. – Боюсь, мне трудно будет поверить во все, что он сейчас расскажет…
«Это уж точно!» - безнадежно подумал Кит.
– А зря, Светик. – Папа продолжал отважно вызывать огонь на себя. – Ты же знаешь, что сейчас большая мода на исторические реконструкции. Очень полезная игра. Ребята читают книги, изучают историю, потом собираются и воображают, что на дворе какой-нибудь старинный год… Какой, Кит?
– Тысяча девятьсот пятнадцатый, - наконец обретя дар, обычный такой
дар речи, честно признался Кит.– Вот! – воодушевился папа. – Очень интересный и поучительный год!
«Все, папаня рулит! – с облегчением вздохнул Кит. – Сейчас он заболтает…»
Но не тут-то было!
– Ты мне зубы не заговаривай! – уже всерьез стала сердиться мама, но не на Кита, а на папу. – У вас тут заговор! Ты ему деньги даешь на прокат дорогих костюмов. Вы от меня всё всегда скрываете… а вот результат. Этот аристократ, - мама указала рукой, занятой аристократическими брюками, на своего безалаберного сынка, - будет сидеть на званом вечере в своем девятьсот пятнадцатом году во всем мятом. Мне что, в этом веке под землю от стыда провалиться?!
– Ма, извини, я просто спешил, - встрял Кит, решив, что пришел его черед выручать папу. – Я все сейчас объясню…
Он уже почти придумал правдоподобную историю на основе плодотворной папиной идеи про историческую реконструкцию. Он собирался прямо взять и рассказать про обед в усадьбе… только – как про будущую затею.
Но в этот момент послышался странный звук.
Как будто старинная музыка заиграла за стеной… и кто-то запел… Точно! Это был «Последний рейс»! Только очень-очень тихий и трескучий…
Кит – вот напасть! – уже в который раз за этот долгий, почти вечный день облился холодным потом.
Мама только удивленно повернула голову в сторону, на звук. А папа вдруг вскочил.
– Погодите! Что это?! – воскликнул он и бросился к своему граммофону, который тихо-мирно стоял себе на своем столике.
Ясное дело, никакой пластинки на нем не было, и он молчал в тряпочку… то есть в трубочку.
– Как же это?! – ошеломленно пробормотал папа и осторожно протянул руку к граммофону, словно пытаясь проверить, не галлюцинация ли он, этот древний гаджет…
Тогда Кит сам вскочил. И понесся.
Он все понял. А главное понял то, что у него на все про все одна минута, не больше!
Сделав лихой вираж, он промчался мимо мамы, выскочил из папиной комнаты и ринулся в свою… и только на пороге осознал, что он вылетел в одних носках, сбросив с ног домашние тапки.
Кит невольно выругался – не скажем как – и помчался в прихожую.
– Ты куда?! – еле догнал его оклик мамы.
– Я сейчас… - ответил Кит, лихорадочно надевая кроссовки.
Завязывать шнурки времени уже не было.
Он промчался назад, опять с риском для жизни обогнул маму, уже вышедшую из папиной комнаты, и ворвался к себе…
Так и есть – его кровать уже начинало заволакивать фиолетовой дымкой!
Кит кинулся на пол к кровати – и рывком вытащил оттуда граммофон с «обрубком» трубы.
Теперь романс «Последний рейс» был слышен куда лучше!
Но что за чертовщина: пластинка крутилась и звучала без поставленной в ее начало иглы!..
Но если присмотреться, то было видно, что от иглы к черной поверхности пластинки тянется тоненькая-тоненькая… молния-искорка.