Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Там уже нет наци, - сказала Рени, указывая на горы.

Оба ее спутника кивнули головами и с интересом посмотрели на ту землю, где "не было наци". Зинн поднялся первым.

– Идемте...

– Теперь сюда, - сказала Рени и свернула направо.

За поворотом сразу открылась деревня. Поднявшись к ней, они вошли в последний дом, выходивший на дорогу глухой стеной двора. В лицо им ударила густая струя смрадного пара, в котором смешались запахи распаренного дерева, клея, дешевых красок. В комнате царил полумрак.

Неприятный запах исходил

и от игрушек, сушившихся на нескольких полках, опоясавших огромную печь, занимавшую всю середину комнаты. Здесь был целый зоологический сад, вырезанный из дерева.

Куча фигурок, белевших свежеоструганным деревом, была свалена на полу у большого стола, вокруг которого сидела вся семья. Дети наравне со взрослыми клеили и раскрашивали. Когда вошла Рени, дети обступили снятый ею короб. Рени извлекла из него несколько пакетиков. Один из них - пачку печенья - она тут же вскрыла и дала детям по круглому бисквиту. Это было самое дешевое печенье, но дети ели его, причмокивая от удовольствия.

Вскоре сели завтракать. На столе стояли две плошки. В одной был картофель, в другой - льняное масло. Каждый брал себе картофелину, макал ее в масло и, придерживая ломтиком хлеба, нес ко рту. Зинн достал из своего мешка и положил на стол банку консервов и несколько булочек. Дети жадно уставились на консервы, но мать Рени сказала:

– Это оставим на поминки.

– Мы тоже пойдем хоронить?
– спросил Цихауэр у Рени.

– Иначе вам не пройти к кладбищу, - тихо ответила она.

– Нам туда непременно нужно?

– Там - граница...

Рени пересела в угол комнаты, где стояла детская кроватка. Цихауэр заглянул через плечо Рени и увидел мальчика лет шести. Его заострившееся личико было очень бледно, тонкие прозрачные ручки лежали поверх одеяла.

– Ваш братишка?
– спросил Цихауэр.

– Нет, сын.

– А я думал...

Я вдова, - просто сказала Рени.

Зинн опустился на табурет возле кроватки и посмотрел на больного ребенка.

– У вас нет никакого музыкального инструмента?

Рени сняла с печки игрушечную гармонику. Она была еще сырая от свежих красок. Зинн растянул мехи. Инструмент издавал хриплые, неверные звуки. Пальцы Зинна побежали по ладам, и он запел:

Спи, сынок, молчи, дружок.

В папу вовсе не стреляли,

Дяди только попугали,

Папа вышел на лужок

Спи, сынок, молчи, дружок.

Цихауэр видел, как напрягаются черты лица Рени, словно она силилась удержать слезы, а голос певца, всегда звучавший сталью, становился все мягче:

Ничего здесь не случилось,

Это все тебе приснилось.

Спи, сынок, молчи, дружок.

Я молчу - молчи и ты.

Слышишь, вновь трубят горнисты?

Если правду скажешь ты,

И тебя убьют фашисты.

Зинн опустил гармонику и без аккомпанемента тихонько повторил:

Спи, сынок, молчи, дружок.

Рени опустила голову на руки, ее плечи слегка вздрагивали.

– Я пойду на воздух, - сказал Цихауэр.

Рени взяла с

постели две подушки и повела друзей в коровник.

– В сарае для соломы было бы лучше, но он занят, - сказала она и отворила дверь сарая, чтобы набрать для них соломы. Они увидели стоявший там гроб.

Скоро Рени разбудила их и попросила помочь внести гроб в дом. Гроб был тяжелый, из толстых дубовых досок. Его поставили на стол, около которого попрежнему высилась груда свежевыструганных игрушечных зверей.

На скамье вокруг печи, под рядами пестрых игрушек, сидела вся семья и соседи. Только вдова стояла у стола, молча, с каменным лицом уставившись на покойника.

Пастор читал молитву.

Дверь широко распахнулась, и на пороге появился здоровенный детина. На нем была форменная фуражка с кокардой. Это был правительственный инспектор. Из-за его спины выглядывал стражник сельской полиции.

– Хайль Гитлер!

Пастор захлопнул молитвенник и, не ответив, отошел в сторону.

– Я еще не давал разрешения на погребение, - сердито сказал инспектор матери Рени.
– Где свидетельство о том, что рот покойника осмотрен, что в нем нет золота?

Вдова дрожащими руками рылась в ящике того же стола, на котором стоял гроб. Инспектор откинул простыню, закрывавшую покойника до подбородка, и осмотрел его пальцы.

– А обручальное кольцо?

Вдова покорно протянула инспектору тоненький золотой обруч.

Он поставил в углу свидетельства печать и весело сказал:

– Можете ехать!

Прежде чем уйти, он окинул взглядом комнату и остановил его в углу за печкой, где стояла кроватка больного мальчика. Проследив за его взглядом, Цихауэр увидел лежащий перед кроваткой самодельный коврик из разноцветных лоскутков. В середине лоскутки образовали яркую красную звездочку.

Инспектор медленно подошел к коврику, подкинул его носком сапога и обвел взглядом молча сидевших крестьян.

Все угрюмо потупились.

– Возьми!
– приказал инспектор стражнику и сказал пастору: - Теперь можете молиться. А с тобой, - он обернулся к Рени, - мы еще встретимся.

– Послушайте!..
– проговорил Цихауэр, но прежде чем он успел продолжить, Зинн схватил его за руку.

Инспектор и стражник ушли, громко хлопнув дверью. Зинн чувствовал, как дрожит локоть Цихауэра.

– Выйдем-ка, - сказал он.

Деревня была уже окутана густыми сумерками. Зажигались огни. Было очень тихо. Они стояли и молча курили. За их спинами неслышно выросла фигурка Рени.

– В Верхнем Визентале вас уже ждут.

Она еще постояла в нерешительности и пошла к дому.

– Через десять минут вынос, - не оборачиваясь, сказала она с порога дома.

Гроб несли на плечах вдоль деревенской улицы. Из домов выходили жители. Завидев процессию, они наскоро сбрасывали фартуки, облепленные стружкой, и присоединялись к хору крестьян. Некоторые выходили с фонарями и занимали места по сторонам процессии. Вскоре она была окружена цепочкой огней.

Поделиться с друзьями: