Поединок с абвером(Документальная повесть)

Вскоре «эсэсовец», который заменил того, что мертвым скатился с насыпи, вел через мост «задержанных» — высокую женщину с муфтой и паренька. Он все время посылал фонариком на противоположный пост условные сигналы. Там его встретили спокойно, и лишь приглушенный предсмертный стон часового прозвучал в ночной тиши. Путь туда, где отряд ожидала наибольшая опасность, был открыт.

По условному сигналу мост перешли еще три «женщины». Затем переодетый в эсэсовскую форму Мирослав Ключар, насвистывая веселый немецкий мотив, спокойно двинулся к караульному помещению, около которого стоял пулемет. Короткий окрик часового. Услышав пароль, эсэсовец попросил закурить. Ключар медленно приблизился, и пулеметчик лишь захрипел в сильных руках разведчика.

Через некоторое время Некрасов и его помощники Иван Мархиль, Антин Немец, Ян Минера, Ян Мидло и юный Ферко Горак были уже около караульного помещения, готовые в любую минуту прийти на помощь Ключару. А тот беспрепятственно вошел в помещение, где спала охрана моста, и завладел оружием. Вслед за ним вошли Некрасов, Мархиль, Немец. Командир группы захвата Борис Некрасов громко, но совершенно спокойно приказал по-немецки:

— Лежать и не двигаться! Кто попытается оказать сопротивление, будет уничтожен на месте!

Охранники не сразу поняли, что происходит. В караульном помещении стояли вооруженные женщины. Неожиданно из соседней комнаты появился ефрейтор с пистолетом в руке и крикнул:

— В ружье!

Это были его последние слова. Автоматная очередь прошила его и еще двух эсэсовцев, которые попытались оказать сопротивление. Перепуганные солдаты неподвижно лежали на своих местах. Ключар поднимал их по одному, обыскивал и ставил лицом к стене…

Через реку, в сторону наблюдателей отряда, полетели условные световые сигналы.

Вскоре люди, которых Морской вел в последний рейд на восток, бросились к мосту и за считанные минуты перешли через бурный Грон. Небольшая часть гитлеровцев, расположившаяся в селе Подканов, была внезапно атакована подразделениями отряда и рассеяна.

Наступил новый день — 18 марта 1945 года. Весеннее солнце победило метель. Его тепло грело людей. А они спешили навстречу уже хорошо слышной канонаде. Она зажигала сердца радостью, придавала силы.

В середине дня отряд Морского в районе словацкого городка Брезно перешел линию фронта и соединился с войсками 7-й гвардейской армии 2-го Украинского фронта генерала Шумилова.

А на следующий день Кисловский и Артынский докладывали Морскому, что задание Центра выполнено: 482 военнопленных венгра, объединенных в воинскую часть, переведены через линию фронта. Это был очень рискованный ход: советские разведчики вели колонну венгров к фронту будто бы для пополнения гитлеровских войск, готовившихся к обороне.

ПУТЬ НА РОДИНУ

Клубы дыма и черного пепла уже вились над столицей третьего рейха. Разрушенными улицами Берлина парни из Подмосковья и Сибири, Украины и Кавказа, которым пришлось пройти дорогами войны от Волги и Кавказских гор до логовища фашистского зверья, вели многотысячные колонны пленных гитлеровцев.

Среди тех, кто по приказу или добровольно сложил оружие или отлеживался и прятался в немецких госпиталях, был и личный уполномоченный штандартенфюрера СС, шефа «Зондерштаба-Р» Пайчера Рауль Шлезингер. Тяжело раненный осколком английской бомбы в грудь, Шлезингер лежал на нарах того самого карлхорстского лагеря военнопленных, где не так давно отыскивал своего земляка Александра Криворученко.

«Как время и обстоятельства меняют назначение лагеря и положение его узников? Куда девалась наглость и самоуверенность тех, кто еще недавно считал себя завоевателями Европы? — размышлял он, глядя на эсэсовских офицеров, заполнивших деревянный барак. — Они замаскировались под рядовых пленных, но едва ли им помогут солдатские мундиры…»

В открытое окно с решеткой, переплетенной колючей проволокой, врывались яркое апрельское солнце и благоухающий весенний воздух. Вдалеке серела беговая дорожка ипподрома.

В памяти Шлезингера сразу же возник дорогой образ названого отца Карла Розе. Именно здесь, на бегах карлхорстского ипподрома, они назначали встречи…

Соблюдая конспирацию, обер-лейтенант не стал добиваться у администрации лагеря столь необходимой ему встречи с сотрудниками контрразведки Советской Армии. Решил ожидать своей очереди — вызова на допрос как военнопленного.

Ждать пришлось недолго, помогли обстоятельства. Как-то утром в барак вошли трое: майор, старший лейтенант и женщина-сержант. Женщина перевела на немецкий язык распоряжение майора: «Всем военнопленным с открытыми ранами выйти из помещения». Их оказалось немного. Шлезингера и еще семерых отвели в оборудованный неподалеку госпиталь. Женщина-врач с утомленным, но удивительно добрым лицом долго и внимательно осматривала рану обер-лейтенанта. В это время в кабинет вошел санитар:

— Нина Николаевна, уполномоченный «смерша» [5] просит вас сейчас зайти к нему.

5

Смерш (сокращенное «смерть шпионам») — особый отдел органов контрразведки Красной Армии в годы Великой Отечественной войны.

— Варя, обработайте рану и наложите повязку, я через несколько минут приду, — сказала врач медсестре и вышла.

Вслушиваясь в русскую речь, разведчик еле сдерживался, чтобы не закричать: «Здравствуйте, братья и сестры! С победой вас!»

Когда врач возвратилась, а медсестра вышла, Шлезингер попросил:

— Доктор, пожалуйста, срочно сообщите обо мне товарищу, который вас только что вызывал. Мне необходимо встретиться с ним.

Нина Николаевна удивленно посмотрела на пленного немца, который вдруг так хорошо заговорил по-русски, и вызвала из соседней комнаты медсестру. Взглядом указала ей на раненого и исчезла за дверью.

Через некоторое время пленного ввели в комнату, где за небольшим столиком сидел майор Советской Армии.

— Обер-лейтенант имперской безопасности Рауль Шлезингер! — четко отрекомендовался пленный.

Такой рапорт, тем более на русском языке, показался майору Покровскому странным. Пленные, подобные Шлезингеру, как правило, старались скрыть свое воинское звание, выдавали себя за рядовых. А этот сразу представился, и не только офицером, а сотрудником службы безопасности.

Покровский и Шлезингер пристально, будто стремились вспомнить, где и когда они встречались, смотрели друг другу в глаза. Сквозь окно доносился шелест раскидистых лип и сосен. Вдали, между их серо-золотыми стволами, серебрилась по-весеннему полноводная река.

«Этот абверовец, наверное, хочет искупить свои злодеяния каким-нибудь признанием», — подумал Покровский и спросил:

— Так что вы хотите сообщить?

— Я бы хотел говорить с вами без свидетелей, — оглядываясь на солдата, который сопровождал его, сказал Шлезингер.

— Подождите в коридоре, — распорядился майор.

Солдат вышел.

— Во-первых, товарищ майор, — разрешите мне так вас называть — я должен узнать, с кем имею честь разговаривать. Поэтому, если вы не возражаете, покажите, пожалуйста, свое удостоверение. Не удивляйтесь, но только после этого я смогу быть с вами откровенным. Хотя, по правде говоря, дело касается больше моей личности.