Поединок. Выпуск 3
Шрифт:
— Я об этом думал.
— Выводов не сделал? Не слишком ли точно все рассчитано.
— Думаешь, он согласовал часы передачи со своим школьным расписанием?
— Да. Чтобы наблюдающим за ним, если такие окажутся, было ясно — вышел прогуляться, как обычно. И для постороннего глаза — тоже обычно. Не привлечет внимания.
Оцепенение проходит.
Может быть, действительно Терехов в первый день не решился подойти просто из предосторожности?
Мы сидим перед меловым стеклом, не шевелясь и ничего не говоря друг другу. Набережная заполнена гуляющими. Заметить, вышел ли Трефолев
Мимо лавочки прошла Рита Соловьева.
Один раз. Вернулась, идет в другую сторону. Остановилась. Повернулась. Стоит лицом к скамейке.
Снова представляю, как работает фотограф. Вот он делает снимок. Да, сейчас надо снять тех, кто стоит у киоска.
Трефолева еще нет.
Вот он. Теперь — без пиджака, в рубашке. На голове пляжная шапочка.
Подошел к лавочке. Что-то говорит сидящим на ней молодым людям. Те кивают на соседнюю скамейку.
Трефолев опять что-то говорит. Наконец один из молодых людей снимает сумку. Трефолев садится, кладет рядом авоську со свертком.
Вот Прудкин в белой кепке.
Терехов. Появился точно так же, как в четверг. Со стороны школы. Подошел ближе, остановился у парапета.
Саша с компанией. Смеются над чем-то. Вот спустились на пляж.
Терехов подходит к скамейке Трефолева. Поравнялся со скамейкой.
Он должен сейчас подойти. Просто обязан подойти и сесть.
Подходит. Сейчас сядет.
Нет. Прошел мимо.
Смотрю на часы. Пять минут пятого. Не подошел.
Трефолев встал. Взял авоську. Молодые люди тут же поставили на это место сумку. К ним подошел еще кто-то. На набережной стало оживленней.
Трефолев оглядывается. Идет вдоль парапета к гостинице.
В воскресенье, в десять утра, Сторожев ждал меня там же, где и прошлый раз, — на перроне.
— Сергей Валентинович, а если Трефолев все-таки дал какой-то знак?
— Лишено всякой логики.
— Почему бы и нет, Сергей Валентинович? Ну, решил?
— Ты считаешь, Трефолев вдруг, ни с того ни с сего захотел бороться против нас не за страх, а за совесть?
Сторожев сдул несколько хвоинок с перил.
— Нет. Трефолев действовал честно. Вчера, вернувшись из Сосновска в Ригу, он ждал нашего звонка и явился после него в указанное место. Сейчас сидит дома. Ждет нового контакта с ними. Как и было решено еще зимой.
— Может, мне лучше не идти к Терехову завтра, Сергей Валентинович?
— Обязательно идти. По многим причинам. Даже, допустим, если ты перед ним раскрыт. Терять тебе нечего. Поставь перед собой какую-нибудь задачу. Любую. Например, во что бы то ни стало добыть отпечатки его пальцев. Так, чтобы это было сделано незаметно. Кстати, нам это действительно нужно. Представил?
— Слушаю внимательно, Сергей Валентинович.
— Сыграй с ним в эту игру. Будто ты незаметно добываешь отпечатки пальцев. Как ты это сделаешь? Ну, допустим, самое грубое? Попросишь что-нибудь нарисовать?
— Может быть, заговорю о благоустройстве Щучьего озера. Достану план, начну чертить. Попрошу сделать на плане наброски. Мимоходом протяну свою ручку, которой чертил сам. Потом
спрячу. На ней будут отпечатки его пальцев.— Понимаешь теперь, зачем нужна эта игра? Если допустить, что ты для Терехова раскрыт и он догадался, кто ты такой?
— Я смогу увидеть, как он будет себя вести.
— Может быть, он ни единым жестом не выдаст себя. Вернее всего, так и будет. Может быть, это вообще даже не он. Но у тебя будут, на худой конец, отпечатки его пальцев. Или доказательство, что оставить их он не пожелал.
— Сергей Валентинович, я договорился идти к Терехову с девушкой из поселка, Сашей Дементьевой.
— Не имеет значения, пойдешь ты к нему с ней или без нее. Ведь эта девушка к Терехову ходила и без тебя?
— Я на всякий случай. Хорошо, Сергей Валентинович. Посмотрю по обстоятельствам.
Сторожев повернулся. Перрон пуст.
— Еще что-нибудь?
Хорошо слышен шум электрички. Она подойдет минуты через две. Сторожев уедет.
— Что ты молчишь?
— Мелочи всякие.
— Выкладывай.
— Мы считаем, что здесь продумано все до тонкости. Так? Но мне кажется — мы сами одной тонкости не учли. По крайней мере, так могло получиться. Трефолев должен сидеть на третьей скамейке справа от газетного киоска. Но справа — откуда?
— Понял тебя, — помолчав, сказал Сторожев. — Но теперь это уже неважно. Хотя... Ты говорил об этом Васильченко?
— Говорил.
— Ну и что?
— Он сказал, что скамейки эти далековаты, для того чтобы принимать их в расчет.
— По твоей вине сейчас вторую электричку пропущу. Может, в самом деле они далековаты. Вот что, Володя. Я на твоем месте пошел бы к Терехову даже сегодня вечером.
— Вы его не знаете, Сергей Валентинович. Он не примет. Конечно, если это приказ...
— Дело не в приказе... Говоришь — нельзя? Никак нельзя? Может, под каким-нибудь предлогом?
— Сергей Валентинович...
— Ну хорошо, хорошо. Иди завтра.
— Я могу пойти сегодня.
— Нет. Иди завтра.
Ищу наощупь часы. Подношу к глазам.
Семь часов. Я еще не проснулся по-настоящему.
Окончательно меня будят только шаги Васильченко.
Слышу, как он долго натягивает сапоги. Что-то уронил. Подошел к двери.
— Я на «Тайфун». Пойду в патруль. Ты вот что. Рано к Терехову не ходи. Но и не затягивай особенно. Так, к полдесятому. В десять. Пойду сегодня далеко, к косе. Вернусь часа через четыре. Если что, буду здесь. Ни пуха ни пера. Смотри.
— К черту.
Ровно в десять мы с Сашей останавливаемся у палисадника Терехова. Сейчас кусты, росшие вокруг беседки перед домом, покрылись первыми листьями. Они почти скрывают низ беседки. Саша стучит — сначала тихо, потом громче. Наконец толкает калитку. Закрыта.
— Ничего. Нужно просунуть руку и снять крючок.
Она легко дотягивается сквозь просвет в досках до крючка. Я вхожу вслед за ней. Вместе мы подходим к крыльцу.
— Вячеслав Константинови-ич! Мы-ы! Это мы! Вячеслав Константинович!
Она поднимается к двери, нарочно громко шаркая ногами:
— Вячеслав Константинови-и-ич! Мы-ы!
Я подошел к двери, приоткрыл. За ней, примерно в метре, была вторая дверь. Я постучал. На мой стук никто не отозвался. Я приоткрыл дверь. В комнате было тихо. Я уловил странную смесь запахов. Запах жженой бумаги и ореховой горечи.